С видом на Нескучный

Валентина смотрела на Веру внимательно, но не удивленно. Как будто ждала этой встречи.

Сели на кухне. Вера попросила воды.

Солнце палило в грязное, серое стекло.

Было душно, и Вера попросила открыть форточку. Свежий воздух немного успокоил.

Валентина слушала молча, ни разу не перебив. Когда Вера закончила, она медленно поднялась, налила в мутноватый граненый стакан воды из-под крана, медленно выпила. Ожидая ее решения как приговора, Вера считала каждый ее глоток. Наконец Валентина допила, села напротив.

– А ты хорошо подумала? – спросила она.

– Да. Время было.

– Вечером дам ответ, – сказала Валентина. – Насчет себя говорю сразу: ни в какую Москву я не поеду. И суетиться не буду – времени нет. Сколько дано – столько и доживу. Я готова. А вот про Варьку… Говоришь, дашь ей нормальную жизнь? Образование? Мир покажешь? Знаю сама, здесь она пропадет. Ой, Вер, – Валентина качнула головой, – что-то я сомневаюсь. Ну ладно, дело твое! Вечером, – повторила она. – Захочешь – придешь. А мне надо с Варькой поговорить. Варька большая, в мешок не посадишь. Должна сама согласиться.

«До вечера, значит, до вечера. Сейчас отдохну, позвоню маме и – буду ждать». Опять в гостиницу. Но в гостиницу не поехали, Макс уговорил ее поехать на озеро.

Хорошо, что согласилась – в гостинице бы чокнулась от мыслей и ожидания. На песчаном берегу было вполне цивильно и даже чисто, пляжное кафе уже работало, и на мангале жарились шашлыки.

Днем стало совсем тепло, даже жарко. Они взяли два шашлыка и бутылку вина, сели за шаткий пластиковый столик.

Вера не помнила, когда ей так было хорошо и спокойно. Чудеса! И шашлык был вкусным, и вино. И сладко пахло черемухой. И озеро, спокойное, ровное и голубое, было из детства. И пейзаж знакомый – небольшая березовая рощица на другом берегу, светлая, полупрозрачная. В детстве они бегали туда за грибами. Грибов было море. А летом бежали купаться. Озерцо было неглубоким и теплым. Накупавшись, обессиленные, валялись на крупном теплом сероватом песке. Песок забивался в трусики, и девчонки бегали в рощицу, чтобы его вытряхнуть. Потом садились на велики и ехали в поле. До поля было далеко, минут тридцать. Зато там был горох! Голодные, набрасывались на него оголтело. Но горохом трудно наесться – в магазинчике у дороги покупали буханку свежего теплого черного хлеба и, если хватало денег, пару бутылок холодного молока.

Черный хлеб с молоком – еда ее детства, и ничего не было вкуснее, чем тот хлеб и то молоко.

Вечером мучились животами – еще бы, горох и хлеб с молоком! Матери их ругали, а им все нипочем – детство.

На краю поля собирали ромашки. Те были крупные, словно садовые. Огромный букет не помещался в руках, и Вера привязывала его к багажнику. Мама радовалась цветам и ставила ромашки в банку с водой на подоконник.

Значит, все-таки было счастье? Легкость, беззаботность, свобода? Детство не бывает без этого.

Вспомнила, как мама жарила боровики с картошкой – запах стоял на весь дом.

От солнца горело лицо, Вера быстро обгорала. Глянула на часы – пять. Становилось прохладно. Пять – это вечер или еще нет? Придется ждать до семи, семь точно вечер. Но как прожить еще два часа и не сойти с ума?

От вина кружилась голова. В городе, в кофейне, Вера выпила чашку двойного эспрессо.

В половине седьмого стояли у дома бывшей свекрови. Она подумала, что зря не купила торт. Или это неуместно? Ее била крупная дрожь.

Открыв дверь, Валентина проговорила:

– Ну, проходи. Варя! – позвала она внучку. – Иди к нам! Вера пришла.

Девочка вышла из своей комнаты.

Светловолосая и сероглазая, Геркина дочь, его копия. Она внимательно и настороженно смотрела на малознакомую женщину.

– Здравствуйте, – испуганно сказала она и бросила взгляд на бабушку.

Не отрываясь, Вера смотрела на нее. Девочка, перепуганная сирота. Знает, что бабка больна и что скоро не станет и бабки. Они с Верой смотрели друг на друга так внимательно, так пристально, так напряженно, как будто сейчас, в эту минуту, решались их жизни.

Впрочем, так оно и было.

Сейчас решались их судьбы.

– Пойдешь к тете Вере жить? Поедешь в Москву? – безо всяких вступлений и обиняков спросила Валентина.

Варя молчала. Молчала и Вера.

– С тобой? – наконец спросила девочка.

– Без меня. А я тут делишки доделаю и… приеду.

– Когда? – нахмурив брови, спросила Варя. – Когда делишки доделаешь?

– Ну как получится, – уклончиво ответила Валентина. – Не от меня зависит. Не хочешь – оставайся! Никто тебя не неволит. А если я… ну, к примеру, в больницу. Пойдешь – к Любе Цветковой, что тебе тут одной? Скучно.

– К Любе не пойду, – насупилась Варя. – Я с ней рассорилась. Она щиплется и кусается. И мне одной не скучно! Но… в Москву… поеду.

Вера облегченно выдохнула.

– Не хочешь к Цветковым – не ходи! – резко сказала бабка. – А эту, – она кивнула на Веру, – ты и вовсе не знаешь.

Вздрогнув, Вера взяла себя в руки и, улыбнувшись, отшутилась:

– Ну, теть Валь! Кусаться и щипаться я точно не буду!

– Поеду, – упрямо повторила Варя. – А ты, ба? Ты точно к нам приедешь?

– Спасибо тебе, – сказала Вера.

– За что?

– Ну, за доверие…