С видом на Нескучный

Москва встретила солнцем и ярко-голубым, будто июльским, небом. Похоже, весна обосновалась серьезно. Из туго набухших почек нагло лезли пока еще свернутые, но готовые к свободе зеленые липкие листочки.

«Ну вот и зиму пережили!» – расстегнув куртку, улыбнулась Вера. Москва, такая родная, знакомая, близкая и любимая, пролетала перед ее глазами. «Мой город! – подумала она с гордостью. – И ничего не значит, что я родилась не здесь! По праву я настоящая москвичка, прошедшая и огонь, и воду, и медные трубы. И, кажется, ни в чем любимый город не подвела. Максим прав – он любит Энск и чувствует себя там как рыба в воде, а я ощущаю себя там пленницей, пойманной птицей. И как хорошо, когда человек находит свое место, именно свое, там, где ему хорошо!»

Зайдя в квартиру, Вера прислонилась к дверному косяку и закрыла глаза – запахи. Запахи родного дома. Своего жилища, своей пристани. Нет, никаких резких запахов не было – ни еды, ни духов, ни кофе или цитрусовых – почти неделю квартира простояла пустая и закрытая, но все равно Вера уловила почти неслышный запах своей квартиры – хозяйка.

После душа и чашки крепкого чая позвонила маме – больше оттягивать было нельзя. Да и что толку? Все равно получит свое.

«Господи, мне почти пятьдесят, я взрослая, самостоятельная и состоявшаяся женщина, прошедшая через горы проблем! И все равно я нервничаю, что сделала что-то не то и что мама будет мною недовольна».

Однако разговор получился на удивление спокойным – претензий Галина Ивановна не высказывала.

– А, оставила доверенность? Ну хорошо… – Мама была какой-то рассеянной, тихой. – Два раза сорвалось? Ну надо же! Ну да, все понятно – кому охота жить с видом на кладбище. Ладно, Вер, не переживай! Спасибо, что наших навестила, цветочки положила. А мне уж теперь, – она всхлипнула, – там не побывать. – Внезапно Галина Ивановна оживилась: – Не видела кого, не повстречала? Из соседей или подружек своих? Нет? – В ее голосе прозвучало разочарование. – Да ладно, ладно, не выступай! Знаю, что тебе там никто не нужен! Все, Вер! Не ори! Давай отдыхай! Потом к Танюхе поедешь? В холодильнике свежий бульон и пюрешка с тефтельками! Не забудь, слышишь, дочк? Не забудешь? Ну все, Вер! До вечера. Какие подарки? Ой, дочк! Ну конечно, до вечера подожду! Прям не проживу я без твоих подарков. – И она с ворчанием нажала отбой.

Таня спала. Вера осторожно опустилась на стул. Бледная, измученная, похудевшая. Бедная моя, родная… Только бы все было хорошо! Только бы пришли нормальные анализы. Только бы, только бы… Мама ходит в церковь и молится о здоровье рабы Божией Татьяны. Заказывает молебны во здравие. Вера молится своими словами. Как умеет. Главное – пережить эту неделю.

Ничего нет страшнее ожидания. Особенно ожидания приговора.

Наконец Татьяна открыла глаза. Улыбнулась:

– Ты, Верочка?

Чтобы не расстраивать Веру и не обидеть Галину Ивановну, съела пять ложек бульона, а вот от пюре и тефтелей наотрез отказалась. Да и Вера не уговаривала, видела, что каждый глоток ей дается с трудом.

Поговорила с заведующей отделением – все то же, что было известно. Ждут результата биопсии. Ничего не надо загадывать, только вера и терпение.

Все так, но где его взять, это терпение? Где набраться терпения, когда дело касается дорогого и близкого человека? Впрочем, при чем тут заведующая? Ей тоже несладко – найди на всех это самое терпение: на нервных и дотошных родственников, на измученных и уставших больных.

Вера видела, как быстро Татьяна устала, и засобиралась.

В восемь вечера она пришла домой. Хотелось раздеться, лечь и закрыть глаза. Написала сообщение Татьяне, та не ответила, наверняка спала.

Позвонила маме, позвала на чай. Не хотела рассказывать про бывшую свекровь и Герину дочь, но почему-то рассказала.

«Потом буду жалеть, – мелькнуло у Веры, – замучает она меня». Но дело сделано, что уж теперь.

Галина Ивановна долго охала:

– Надо же, жива Валентина! А я думала, ее давно нет! Выпивала все-таки, ну и вообще… Такое пережить – сына похоронила. Да уж, досталось Вальке, не приведи боже досталось. Поди еще девочку эту подними, в ее-то годы! Жалко Валентину. Хоть и терпеть ее не могла, а все одно жалко! Что она видела в жизни? Да ничего! Муж утонул, сын в бандиты подался. Потом подстрелили… Теперь внучка малая. Ой, Вер! А мы еще что-то ворчим, жалуемся, да, дочк? А у нас ведь, – и Галина Ивановна испуганно постучала по столешнице, – благодать, а, Вер? А девку жалко. Пропадет девка в детдоме. Ох, судьба…

А на прощание утешила:

– Ладно, Вер! Не переживай! Не продадим так не продадим, черт с ней! Главное, чтобы у Танюши все было хорошо, правда, дочк?

Вера кивнула. Устала. Очень устала. От поездки этой дурацкой, от Энска. От общения с чужими, случайными людьми, от ночи в поезде. Очень устала от переживаний за Таню, от всего устала. Надо приходить в себя. До отпуска далеко, отпуск в августе. Танюхе надо прийти в себя. А пока – пережить неделю и дождаться анализов.