С видом на Нескучный

– Да болею я, Вер. Раком болею. Держусь из-за Варьки. Борюсь. В храм вот пошла. За нее прошу, не за себя! Что она видела? Сначала Герка помер, через два года Людка. Мать ее бросила. Мне, старухе, подкинула. Мы с ней сироты, Вер. Одни во всем белом свете. Вот не будет меня, и пропадет моя девка. Знаю, что пропадет. Меня похоронят – и все, считай, нет ее. В приют отдадут. А там… Сама знаешь. Нет у нее защитников. И квартиру отберут, найдутся умники. Кто вступится за сироту?

Страшная судьба ее ждет, страшная. Сердце рвется за девку. За что? А девчонка хорошая, тихая. Послушная, все помочь норовит. Но чувствую – слабая. Бесхарактерная. Не в отца. Хотя что отец? Не помог ему сильный характер… – Валентина смахнула слезу. – Сильная, слабая, теперь-то какая разница? Уйду – и она следом, я знаю, что говорю. Жизнь раздавит, не пощадит.

Ошарашенная Вера не могла вымолвить слова.

– Может, попробовать лечиться, тетя Валя? – осторожно спросила Вера. – Я же в Москве, врачи там, лекарства! Давайте как-то… конструктивно, что ли? Изо всех ситуаций есть выход, – нерешительно добавила она, – и потом, сейчас все решают связи и деньги, а и то и другое имеется. Нажила. – Вера попыталась улыбнуться.

– Оставь! – Валентина говорила обреченно и спокойно. – Болезнь моя давняя, ничего не поможет. Доживаю я, Вер. Врач сказал, год-полтора. В старости так быстро не сгоришь, ждать смерти-то придется. Операцию делать поздно и ни к чему. Я и раньше отказывалась. А если во время операции помру? Сердце у меня никуда. Да и что понапрасну резаться? Мне про Варю надо думать. Хотя… думай, не думай – что толку? Короче, как есть, Вер. Ладно, извини, устала я, вот и разнюнилась. Ты-то при чем? У тебя своя жизнь. Да и чужие мы. Ты это… выброси из головы. Полежать мне надо, извини. Говорю – устала.

Вера поднялась.

– Какие обиды, о чем вы, тетя Валя! Это вы меня извините. Я к вам как снег на голову, без предупреждения. Я что-нибудь придумаю, в смысле, для Вари. Я помогу! Помогу, обещаю!

– Помощница объявилась, – съязвила старуха, – как же, поможешь! А чё ж раньше не помогала? Мужу своему, например? Знала ведь… Ладно, Вера. Иди. И забудь про нас, слышишь? Кто мы тебе?

– Родственники, – тихо ответила Вера и вышла из кухни.

«Деньги! Надо оставить денег», – подумала Вера, натягивая куртку. Залезла в кошелек, достала несколько крупных купюр и осторожно положила на зеркало в прихожей. Валентина ничего не заметила.

На улице разревелась.

И что это ее так пробрало? Сама себе удивилась: неужели это она, та самая Вера, жесткая, сухая, неумолимая? Что с ней случилось, куда понесло? Ну да, преддверие климакса, доктор предупреждал. Кто тянул за язык? Вера не из тех, кто лепит что попало. Или просто фиговое настроение: этот депрессивный городок, эти воспоминания, кладбище, тетя Валя, Герка, Люда, девочка эта, Варя. Геркина дочка. Ее нелюбимая малая родина, место, где она, Вера, была самой несчастной и самой счастливой.

Все, забыли. Наговорила лишнего, с кем не бывает.

Из отеля написала сестричкам, разговаривать совсем не хотелось.

Ответ был таким: «Ждем, Вера Павловна!»

Чего ждете, милые? У моря погоды? Не несут вам аванс – ищите других покупателей!

Ночь была бессонной, тяжелой. Кошмарной.

«Утром в Москву, все, хватит, – решила она, ворочаясь с боку на бок в тщетной попытке уснуть. – С квартирой все ясно, да и с бывшей свекровью и Геркиной дочкой, кажется, тоже – адрес известен, буду отправлять ежемесячно денежные переводы. Вот оно, самое простое и легкое решение. Успокоение совести».

Под утро Вера уснула – на телефонных часах было пять двадцать утра.

В десять написала Татьяна – операция прошла удачно, по крайней мере, так сказали врачи. Чувствует себя прилично, правда ужасная слабость. «Но это нормально, пару дней – и приду в себя».

«Вечный оптимист ты, Таня! Даже в такой ситуации, – стучала Вера в ответ, – конечно, придешь, куда ты денешься! Танюш, вечером выезжаю, завтра днем у тебя. Мама сварит бульон, протрет яблоки. Что еще, Танечка? Чего тебе хочется?»

Оказалось, что не хочется ничего. Пока не хочется. Да и нельзя ничего.

«Ну ничего, еще отожремся! – шутила Вера. – Рванем в августе в Италию или куда ты захочешь. Море, песочек, пальмы и розы! Креветки и устрицы, а, Танюша? Теплый багет, свежее маслице, фиолетовые помидоры, бутылочка бароло или барбареско, а на десерт семифредо, Танюша! Твое любимое семифредо!»

В ответ пришел смайлик со слезками и улыбкой. Хорошо, что с улыбкой.

Вера включила кофемашину и, пока та раскочегаривалась, встала у окна.

«Прощай, нелюбимый город! – перефразировала слова из песни. – В море мы не уходим, а вот дальнейшее большое плавание под названием «жизнь» точно продолжим. Что-то ты меня утомил».

Выплюнув кофе, кофемашина остановилась, замолкла. Вера взяла в руки чашку и снова подошла к окну. На улице шла привычная жизнь, прохожие неспешно шли по своим делам, хлопали двери магазинов, в кафе напротив, держась за руки, сидела молодая пара.