В деревне так было принято: снохи всегда подозревались в изменах. Бред! Деревенским женщинам было не до измен, при их-то жизни! Понятно, что исключения случались, но на то они и исключения.
И верность свою маме доказывать было не нужно, и преданность, и порядочность. И бабку Зину, больную и беспомощную, забрала именно плохая сноха, а не хорошая и честная дочь.
«Ладно, съезжу, что делать, – решила Вера. – Иначе не жить. И фотографии сделаю. Мать хитрая, без доказательств не поверит. Еще бы найти могилы. Хоть невелико кладбище, не чета московским бескрайним, а наверняка разрослось». Кладбище она переживет, только родной районец увидеть придется, никак не объехать «траву у дома» и «родительский дом, начало начал».
Третий микрорайон почти не изменился, только стал еще удушливее и мрачнее, и без того унылые пятиэтажки стали еще серее и еще ободраннее, и окончательно заржавели скрипучие железные качели. Двери подъездов, расписанные матюгами, болтались на одной петле, скамейки от времени и влаги стали черными, прибавилось ям и колдобин.
Вера поежилась – да и погодка способствовала – сплошные низкие тучи застилали небо, темно и сыро, промозгло и ветрено. Соответствующая такая кладбищенская погодка, бррр!
На родной Светлой Вера намеренно отвернулась: «И никаких фоток дома и двора ты, мамуль, не дождешься! Я тебя честно предупреждала».
А вот кладбищенские ворота обновили веселенькой голубенькой красочкой – ну загляденье, а не ворота! И голубка приварили, и крестики, и букетики, и веночки! Да уж, фантазия у художника-сварщика бурная.
У небесно-голубых ворот сидела одинокая и грустная, ни на что не надеющаяся бабулька, да и у той живых цветов не было. Какие живые цветы на кладбище ранней весной в Энске.
Цветы были пластиковые, из самых дешевых, но хоть так – а то навлечешь гнев Галины Ивановны. Обрадованная бабка не верила своему счастью и все приговаривала:
– А я, дочка, было домой собралась! Ну все, думаю, уже никого не будет! А тут ты! Вот повезло! А ты нездешняя, дочка? – допытывалась любопытная старушка. – К кому пришла-то, к родне?
– К родне, – отрезала Вера и быстро пошла вперед.
От сопровождения верным стражем Вера отказалась, зачем ей на кладбище Макс?
Как ни странно, могилы бабки и отца нашла быстро – надо же, не забыла. Увидела, что там же упокоилась и вторая отцовская жена, Лариска. Наверное, это не понравится маме, но это давно не их дело.
Мокрые плиты, прошлогодние бурые листья, поржавевший крест на могиле бабки Зины, покосившийся камень отца. Почти стертая старая фотография. И еле читаемая надпись на дощечке, установленной отцовской жене.
Все правильно, памятник Лариске поставить некому, детей у нее не было, а родне оказалось плевать. Нагнулась, чтобы прочесть: Лариса Григорьевна Кошелева, умерла семь лет назад. Не так давно ушла тетя Лариса.
Вера воткнула цветы в землю – вошли они легко, как в масло, оттаявшая земля была мягкой, податливой.
«Ну и отлично, – подумала Вера и достала телефон. – Вот тебе, мамуль, на память! О всех твоих мучителях. Бабка, муж, соперница, сломавшая твою судьбу. Ты этого хотела? Тогда любуйся. Мазохизм, – убирая в сумку телефон вздохнула Вера. – И чего я сюда потащилась?»
Никаких чувств, кроме досады, не было. Никаких. Ни воспоминаний, ни сожаления, ни тоски. Все правильно, сами виноваты, нагадили в души – получите. И никто больше к вам не придет, никто и никогда. Но вы к этому привыкли.
Задул сильный ветер, Вера поправила капюшон и глянула на часы. «Из машины наберу риелторш, работнички, мать их! Как корова языком слизнула. Господи, сколько еще я здесь проторчу?»
От могил родственников или бывших родственников, если такие бывают, до веселеньких голубеньких ворот кладбища минут десять по прямой, по центральной дороге.
Почему-то вспомнила мамины слова, что идти туда и обратно нужно по разным дорогам. Глупость, которую Вера всегда игнорировала. Что в ту минуту вступило ей в голову, что заставило свернуть на параллельную дорожку? Не иначе как черт понес, по-другому не скажешь.
Чужие надгробия Вера никогда не разглядывала и эпитафий не читала. Потому что потом все это долго стояло перед глазами. Особенно врезались в память надгробия детские. Сколько лет не могла забыть скромный памятник из белого мрамора с фотографией симпатичного забавного малыша. И надпись: «Наш дорогой Алешенька! С твоим уходом жизнь закончилась. Очень ждем встречи с тобой, наш любимый мальчик! Мама, папа, бабуля и Оксана». Скорее всего, Оксана – это сестричка бедного Алеши. Неужели и она ждет встречи с братиком? Господи, какая ужасная надпись! И о чем думали несчастные родители, включив в скорбный список второго ребенка?
Вера шла, опустив глаза. Но вдруг споткнулась о вылезший корень близ растущего дерева и почему-то испугалась, замерла, прислушиваясь, как колотится сердце.