С улыбкой хищника

Только теперь, с близкого расстояния, Абраб разглядела пару красных капель засохшей крови на серебряной оправе красного камня. Оно было снято с тела убитого мужа. Палач даже не удосужился спрятать сворованное кольцо и размахивал им, словно оно было его собственное.

Абраб, пронзенная внезапным ощущением горя, охватившего ее сердце, упала на землю без чувств. Отец Абраб бросился к лежащей на земле дочери. Но Имад, поняв, но не осознав своей ошибки, воспринял порывистые движения мужчины, как угрозу. В его руках быстро появился автомат и он выстрелил. Сначала в пожилого мужчину, который, как ему казалось, хотел напасть на него, а потом сделал несколько выстрелов в землю – для предупреждения.

Курбан и его люди стояли, ничего не понимая, почему пленные, которых отпустили, вдруг начали нападать. В это время люди другой группировки, где преимущественно были женщины, восприняли действия Имада иначе. Услышав оскорбления в адрес суннитов, а они были суннитами, решили, что был приказ на уничтожение пленных, и потому открыли огонь на поражение. Спустя десять секунд вся земля была залита кровью и усеяна телами заложников.

Вазар подошел к Имаду и спокойно расспросил у него, что стало причиной его странного поведения. Тот в двух словах, эмоционально, проклиная девушку, лежащую без памяти перед ним, все рассказал. Девушка стала приходить в себя, то ли от выстрелов, то ли от внезапных ощущений. Абраб поднялась на ноги и презрительно посмотрела на Вазара. Она стояла спиной к лежащим трупам и их не видела, но о том, что произошло что-то ужасное, начинала догадываться. Вазар смотрел на девушку как коршун на куропатку. Девушка неуверенно и растерянно отвела взгляд и обернулась. Сердце ей подсказывало, что позади нее случилось непоправимое горе, и она была причиной этого. В тот самый момент, когда она обернулась, Вазар быстро вынул из-за пояса пистолет и выстрелил, не раздумывая, хладнокровно, ей в затылок. Девушка замертво упала, из головы хлынула струйка крови и тут же впиталась в землю.

Во время этой ненужной бойни десятилетний мальчик по имени Баха тоже принимал участие. Им руководила его мать – одна из террористок. Она взяла на себя обязательства по воспитанию сына. Отца мальчика когда-то убили в одной из городских перестрелок с войсками коалиции. И с тех пор мать воспитывала сына в духе истинных мусульман, не забывая о мести к людям, убившим отца.

– Вечно у тебя какие-то проблемы с женским полом, – заметил Вазар, подойдя в Имаду, охваченному какой-то рассеянностью.

– А я что, это она сама ко мне подошла, – неуверенно оправдывался Имад, не понимая, что случилось.

Вазар оглядел равнодушным взором груду трупов и сказал:

– Могли их в рабство продать.

– Так чего же …

– Ладно, пусть будет так. Демонстративная казнь все равно лучше. А рабов у нас хватает. Пусть дрожат от страха. Страх – лучшая реклама.

Вазар подправил автомат за спиной и направился к машинам, а Имад, все еще растерянный, побрел за ним.

Группа женщин в белых одеяниях сгруппировались и тоже собирались покинуть место казни, как вдруг, одна из женщин воскликнула:

– Там остались живые! – она указывала на груду тел.

Все обернулись и увидели мальчика лет девяти, который выполз из-под тела матери. Мальчик стоял в нерешительности и с ужасом смотрел на тела погибших родственников.

– Это мой! – громко крикнула мать Баха.

– Никому не стрелять.

Люди Курбана уже сели в машины и с интересом наблюдали за группой людей в белых одеждах. Мать подвела сына на линию выстрела.

– Ну, стреляй! – приказала она. – Ты должен попасть с одного выстрела.

Баха взвел курок и навел пистолет на цель. Девятилетний мальчик поднял голову и увидел, что он на мушке. Он смотрел на Баха обычным детским взглядом, без малейшего пробуждения ненависти или отчаяния. Это был самый обычный невинный взгляд ребенка. Бах увидел на мушке лицо сверстника, его рука твердо держала оружие, ему оставалось лишь спустить курок, но он почему-то этого не делал. Ему доводилось не раз стрелять в людей. Но это были взрослые люди, смотрящие на него с презрением, ненавистью, жалостью, с болью. Их лица перед смертью были искривлены испытывающими чувствами: одни ненавидели, другие просили, третьи были с утомленным или равнодушным видов. Но в этот раз Баха увидел через мушку прицела взгляд, отличный от других. Он не мог понять, что этот взгляд выражает: доброту или затаенную ненависть. Он пытался прочесть по глазам, по кончикам губ, по малейшей игре мимических мышц, но ничего, что помогло бы ему определить, прочесть внутреннее состояние жертвы, он не находил.

– Немедленно стреляй, – требовала мать и наставник в одном лице. Женщина волновалась, что ее подруги засмеют, и требовательно взывала сына выстрелить.

– Он шиит, – сказала мать, – они убили твоего отца. Стреляй!