С Петром в пути

Вскоре, как было уговорено, Фёдор получил царский указ. В нём было писано: «Ведомо стало нам, великим государям, что от частой перемены воевод в царстве Сибирском чинятся всякие неустройства. А посему от таковых частых перемен казне начали быть великие недоборы и всяким доходам оскудение, потому что воеводы, забыв крестное целование и презря жестокие указы, вино и всякие товары в Сибирь привозят и сверх того в Сибири вино курят и там вином многую корысть себе чинят; а на кружечных дворах государева вина записывают малое число, в год инде по 20 и по 10, а инде написано в продаже всего одно ведро, а в иной год ни одного ведра продать не дали».

Указ был писан со слов Фёдора, как он, будучи в тех краях и уведовав истинное положение дел, докладывал по возвращении в том великим государям. Ещё докладывал он тогда, что близ Нерчинска найдены руды серебряные и что велел он тогда воеводе безотлагательно ставить завод и серебро выплавлять.

Но в приказных писцовых книгах о приходе нерчинского серебра не упоминалось. Также и о заводах железных, кои он велел ставить в Верхотурье.

Услыхав о том, Пётр разгневался:

— Жечь того воеводу надобно без всякой пощады! Потому как в серебре и в железе казна великую нужду испытывает. А у сих негодяев брюхо от избытку всего лопается. Вели воеводам всякие руды сыскивать и немедля ставить заводы для выплавки — железа ли, меди ль, а тем паче серебра. То все деньги, кои суть артерия войны, о чём я не раз говаривал. Чаю, в недальнее время соткнёмся мы с турком, с поляком, со шведом. Одне нам на ноги наступают, другие великие помехи чинят, третьи ухватили толикую часть земли российской. Нам на простор выходить надобно, а не на запечке сидеть да лапти плести. Ты ужо последи, чтобы всё чинилось в прибыток казне. И мне докладывай почасту, входи ко мне запросто.

Разослал Фёдор своих людей доглядывать да понукать в сибирских городах. Но всё оказалось не так просто. Тамошние народцы, кои именовались на один манер иноземцами либо инородцами, не хотели быть данниками какого-то там белого царя, не хотели платить ясак мягкой рухлядью. Из острогов и острожков посылались казачьи отряды для учинения покорства и взятия аманатов — заложников. Но отряды те были малочисленны, во всём испытывали нужду. Правда, пищали и пушки делали своё дело — наводили страх на туземцев, вооружённых луками и стрелами. Но казакам приходилось сталкиваться с вооружённой силой богдойцев-китайцев, желавших того же, то бишь подчинения племён богдыхану и получения ясака.

Сила противостояла силе. Малая — большей. Границы презирались и пресекались с великою лёгкостью. Никто не хотел отступать, никто не хотел уступать. Все наступали.

Ещё когда был он в Нерчинске, явился в острог князёк тунгусский с полусотней своих людей именем Кантемир, что означало «кровь — железо». Имя то было тюркское, и Фёдор поинтересовался, не из тех ли он краёв, Кантемир отвечал, что предок его из-за Великого камня, что могло означать и Гималайские горы, и сам он был велик и предводительствовал несметным войском. А ныне утёк он от богдойских людей, от китайцев, кои приневолили его и брали несоразмерный ясак. Он надеялся, что слуги белого царя будут милостивей. Он готов от каждого из своих людей платить ясаку по три соболя. Кочевали они по Аргуну, по Шилке, а теперь вот стали на Нерче, чумы свои поставили. Просили покровительства да немного ножей железных и железных же острог для промысла большой рыбы.

Фёдор наказал воеводе поступать милостиво с туземцами, дать им вещей железных и топоров сверх просимого. Насельники нерчинские, из казаков да беглых, прощёных туземцев и за людей не считали, называли их дикарями, равняли их со скотом и при случае грабили, отнимали жёнок, ибо своих православных взять было негде.

А Кантемир, как стал на Нерче, так и пас там табуны своих полудиких низкорослых лошадок, обросших шерстью, что твои медведи.

Такою была вся сибирская сторона. И отовсюду притекали вести о непокорстве туземных племён, с севера и с юга, с востока и запада. Расправа следовала жестокая, разоряли и сжигали стойбища, убивали и топили людей. Но казна от всего этого драконства не получала никакой прибыли, а напротив, тощала. Грозные грамоты не достигали цели: бесчинства творились по-прежнему.

Фёдор жаловался государю:

— Нет моей мочи, господин мой. Сколь много грозных цидул[21] от твоего имени рассылал я воеводам, они же по-старому бесчинствуют и мягкой рухляди доставляют нам всё менее.

Пётр отвечал, как всегда, решительно. Он мужал и мудрел на глазах у Фёдора, бывшего старее его на двадцать два года. Разошлём с гонцами указ. Ослушникам погрозим смертию, дабы устрашились. Да и казним двух-трёх уличённых.

Указ был в самом деле грозен: