С открытым забралом

Валериан Владимирович последнее время был озабочен поведением Файзуллы Ходжаева. Оказавшись у власти, Файзулла повел себя странно. Под видом выдвижения национальных кадров на все ответственные посты стал сажать своих бывших друзей младобухарцев — бухарских кадетов, как еще совсем недавно он их сам называл, — людей, зараженных национализмом. Младобухарскую партию он, правда, сразу же после победы над эмиром распустил, но старые привязанности сохранил. В государственных органах процветало кумовство. Все это напоминало рыскуловщину. О чем Валериан Владимирович сказал Ходжаеву прямо. Тот обиделся.

Не то чтоб Файзулла сознательно отказался от классового принципа подбора кадров, нет: просто в свои двадцать четыре года он не всегда мог разобраться в людях, верил на слово недавним врагам республики. Сам он был кристально чист. Он искренне хотел блага дехканам, ненавидел угнетателей. Недоставало жизненного опыта. И политической закалки. Несмотря на молодость, Файзулла считался видным деятелем джадидизма, националистической организации зарождавшейся местной буржуазии с ее проповедью пантюркистских и панисламистских идей. И не так-то просто стряхнуть с себя сразу все это, отрешиться от старых связей. Многоопытные политиканы из бывших баев решили прибрать его к рукам, творить свои антисоветские делишки, прикрываясь его именем. Именем любимца народа.

Тревога Куйбышева росла и росла. Его избрали делегатом на Всероссийский съезд Советов, он должен был выезжать в Москву. Оставшись один, без строгого партийного присмотра, Ходжаев может натворить дел...

Куйбышев отправился к Файзулле. Тот сидел у себя в кабинете, что-то писал. Увидев Валериана Владимировича, быстро отбросил бумаги, поднялся, широко улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы. Он всегда радовался приходу Куйбышева. Даже несмотря на частые размолвки.

— Еду в Москву, — сказал Валериан Владимирович, усаживаясь на стул. — Пришел проститься.

— Я знаю. Трудно добираться в Москву. Много дней надо. Из Москвы еще труднее. Не задерживайтесь там, без вас мне будет очень трудно. В Восточной Бухаре басмачи опять зашевелились.

Он говорил просто и сердечно, но Куйбышев не размягчился.

— Прошлый раз вы обиделись на мои прямые слова. Но извиняться все равно не буду. Хочу их повторить снова.

Файзулла нахмурился:

— Похвалу слушай одним ухом, а критику — двумя — так у нас говорят. Но, я думаю, критика бывает справедливая и несправедливая.

— Нужно всегда смотреть, кто ругает: друг или враг. Если ругает враг — радуйся: враг недоволен тобой. Если критикует друг — радуйся вдвойне: друг хочет видеть тебя без сучка, без задоринки. Критикуют, как правило, за результаты, а не за намерения. Не нужно бояться справедливой критики. Тем более несправедливой. Помните: когда спотыкается мудрец — за ним спотыкается весь мир.

Файзулла провел языком по воспаленным губам, усмехнулся:

— Вы от меня требуете классовый принцип. Где его взять? Я сын купца, марксизм знаю только с ваших слов. Где пролетариат в Бухаре? На кого опираться? Говорят, вы потомственный дворянин, Откуда у вас взялся классовый принцип? Знатный человек — и большой революционер, друг пролетариата.

— Ну по этому поводу древний мудрец Сенека сказал так: «Все люди одинаковы по существу, все одинаковы по рождению, знатнее тот, кто честен по природе». Недавно в Ямбурге белые казнили Александра Панфиловича Николаева. Захватили в плен. Он бывший царский генерал. По старым понятиям — из знатного сословия. Перешел на сторону Советской власти, командовал бригадой. Белые предложили ему дивизию. Он отказался. Тогда генерал Родзянко приказал повесить его на базарной площади Ямбурга. Николаев сам накинул себе на шею петлю. И знаете, что он крикнул в лицо Родзянко: «Я терял чины, ордена, вы отнимаете у меня жизнь, вы отняли все, но не отнимете веру в грядущее счастье людей!» Грядущее счастье людей... Ну а то, что в Бухаре нет рабочего класса — дело поправимое: нужно создать его. Да, да, создать, построить заводы, фабрики. Не скоро будет? Наберемся терпения. Главное — знать, чего хочешь, иметь ясную цель. Основа есть: Каган, Чарджуй, Термез, Керки с их заводами и фабриками. Ведь Российская республика передала вам все это навечно и безвозмездно. Будет у вас и своя интеллигенция, свой рабочий класс. Все будет.

Файзулла слушал едва дыша, глаза блестели, сквозь смуглоту щек проступил румянец. Он был весь воля и решительность. Но одной воли мало, нужно знать, куда идти, куда вести за собой. Сила, не знающая цели, слепа. Богатство сильного — рука, богатство сильнейшего — мысли.