С двух берегов

Спрашивать Франца я не стал, и он только наклоном головы подтвердил, что помнит.

— Считай, что он свое получил. Наверно, был тяжело ранен, — сказал я. — Какая, в конце концов, разница — виселица или пуля?

— Есть разница… Но не в этом дело. Хубе умер в клинике Герзига… И не он один. Я тебе как-то говорил, что партизаны следили за шайкой эсэсовских головорезов. Их след вел в Содлак и здесь пропал. А теперь создается впечатление, что все они умерли у Герзига… И как раз перед твоим приездом… Как будто их по заказу приканчивали.

— Какая-то мистика. Чей заказ? Кому это было нужно? Зачем?

— Вот эти вопросы меня и мучают.

— Спроси у Герзига, — посоветовал я шутя.

— А тебе это не кажется странным? — спросил Стефан.

— Что именно?

— Что они умирали один за другим в одной и той же клинике?

— А что тут странного?

— Похоже на коллективное самоубийство…

Эта мысль показалась мне совсем нелепой. Франц тоже скептически хмыкнул.

— Откуда ты знаешь, что остальные, — я показал на шеренгу могил, — тоже фашисты, вроде Хубе? Тебе их имена знакомы? Ты уверен, что все они из той шайки?

— Нет.

— Может быть, и Хубе не тот, однофамилец? И объясни, пожалуйста, зачем им было кончать самоубийством, когда еще оставалась возможность уйти в горы?

Стефан вдруг взвился, как отпущенная пружина.

— Ты прав, нужно ехать к Герзигу.

— Зачем?

— У него должны остаться документы умерших. Пусть покажет, а там будет видно, о чем с ним разговаривать.

После единственной беседы с профессором у меня не было никакого желания вновь с ним встречаться, но то, что Терезу убили неподалеку от клиники, а ее муж славно вознесся на небеса, вызвало не только у Стефана, но и у меня смутные, неотвязные подозрения. Я согласился.

Снаружи, если судить по длинной, сложенной из красного кирпича ограде, можно было подумать, что клиника раскинулась на огромной территории. Когда же пожилая женщина в монашеском головном уборе распахнула перед нашей машиной железные ворота и мы остановились на пустынном дворе, единственный больничный корпус показался маленьким и невзрачным. Со своими плоскими, некрашеными стенами здание выглядело наспех построенной двухэтажной казармой. Тут же неподалеку разместились два жилых коттеджа, увитых плющом, и гараж на несколько машин. Почти к самым воротам приткнулась маленькая сторожка, придавленная высокой, не по росту крышей. Всю остальную огороженную площадь занимал парк, похожий на запущенный лесной участок.

Герзиг стоял у дверей приемного покоя. Увидев нас, он не выказал ни удивления, ни радости. Кивнул мне, как знакомому, но улыбнуться не потрудился. Неподвижное, сухое лицо и холодные глаза за прямоугольными стеклами неоправленных очков ничего, кроме ожидания, не выражали.

Стефан первым выскочил из машины, что-то сказал ему по-немецки, и Герзиг открыл перед ним дверь.

— Скажи ему, что меня интересует клиника на тот случай, если понадобится разместить наших раненых, — подсказал я Стефану приличный повод для нашего вторжения. Я боялся, что он с ходу приступит к допросу и испортит с таким трудом налаженные мной отношения.

Внутренняя отделка и оборудование клиники после бедного фасада показались неожиданно богатыми. Мы шли широким светлым коридором, покрытым линолеумом и мягкими дорожками. А операционная, куда я вступил с пробудившимся трепетом, поразила меня блеском бесчисленных аппаратов и инструментов.

К этому времени в клинике осталось четверо больных, лежавших по двое в просторных палатах на первом этаже. У всех были черепные или лицевые ранения — головы их, обмотанные многими метрами марли, выглядели футбольными мячами. Только темнели прорези для глаз и рта, из которого тянулись в кюветки тонкие резиновые трубочки.

Я спешил убраться из этих палат, в свое время мне уже пришлось наглядеться на таких же раненых в наших госпиталях. А Стефан не торопился. Он останавливался у каждой койки и внимательно вчитывался в таблички с именами больных.

Герзиг терпеливо ждал, по-прежнему не обнаруживая ни беспокойства, ни особого к нам почтения.

Заглянув в пустые палаты второго этажа, мы спустились в личный кабинет Герзига. Вот тут уж Стефан впился в профессора, как клещ. Он вначале даже не считал нужным переводить мне вопросы и ответы, пока я строго не напомнил ему, что хочу быть в курсе разговора.

Стефан потребовал документы пациентов, умерших в клинике за последнее время, а также тех, кто еще лежал в палатах. Впервые лицо Герзига изменилось, продемонстрировав перед нами крайнее недоумение. Но он послушно открыл стенной шкаф и, отобрав стопку воинских удостоверений, протянул их Стефану.

Я не видел смысла в этой затее, чувствовал себя перед Герзигом неловко, но, чтобы не подрывать авторитета Стефана, заинтересованно поглядывал на разложенные перед ним разного вида и формата документы.