Вождь или шпион продолжал приближаться к ним. Вскоре его верблюд, похоже, окончательно охромел, и он был вынужден сделать остановку среди скудных зарослей кустарника в полумиле от входа на перевал.
– Ночь сегодня безлунная, так что он просидит там до самого утра, – сказала Бахита, – в темноте его будет гораздо легче поймать.
Ночь опустилась быстро.
– А теперь, – сказала Меа, – приведи пятерых воинов, и пойдем схватим этого шпиона. Анубис, иди сюда, мой песик, мы собираемся схватить шпиона и хромого верблюда, поэтому будь добр, не лай, иначе ты выдашь нас ему.
И они поскакали сквозь ночной мрак, а когда были совсем близко к зарослям кустарника, то спешились и двинулись дальше пешком. Меа вела Анубиса на поводке. Один из воинов, шедший чуть впереди, вернулся и доложил, что шпион развел небольшой костер и повесил над ним чайник, чтобы вскипятить воды. А еще он сидит спиной к огню и при его свете читает какую-то книгу, что, по мнению воина, для шпиона довольно странно.
Меа выслушала его, но ничего не сказала. Ветер дул в их сторону, и теперь Анубис принялся нюхать воздух и заволновался. То ли нарочно, то ли случайно, Меа отпустила один конец сплетенного из травы поводка, на котором она вела пса. Почувствовав свободу, тот со всех ног бросился в кусты, откуда вскоре раздался радостный лай, а также низкий мужской голос.
– Пес совсем не зол, – заметила Бахита.
Меа посмотрела на нее сияющим взглядом, а потом, еще быстрее, чем пес, тоже бросилась вперед, жестом велев воинам оставаться на месте, ибо теперь она знала правду, Бахита устремилась за ней следом и вот что вскоре она увидела. На земле сидел мужчина в арабских одеждах, а рядом с ним лежала книга, а неподалеку пасся охромевший верблюд. На руках у мужчины, заливаясь радостным лаем и так и норовя лизнуть в любую часть его лица, до которой он только мог дотянуться, сидел Анубис, а в тени кустов, пока еще не замеченная странником, сияя восторгом, стояла Меа. Словно греза или призрак, она неслышно вышла из тени и встала между незнакомцем и костром. Почувствовав, что тот больше не греет ему спину, мужчина прекратил гладить пса и обернулся, пытаясь разглядеть, кто стоит за ним, потому что на нее не падал свет. И тогда Меа заговорила своим бархатистым, исполненным любви голосом, который Руперт узнал бы среди тысячи женских голосов. Заговорила на своем забавном, ломаном английском.
– Руперт-бей узнал этого скверного пса Анубиса, который убежал к нему от своей хозяйки, а его хозяйку, Меа, он не узнает.
В следующий миг случился великий переполох. Бедный Анубис скатился с колен Руперта прямо в костер, где обжег себе хвост и теперь, жалобно скуля, лизал его, по прежнему преданно глядя на своего бывшего хозяина. Тот схватил костыль и пытался подняться с земли. Наконец он встал и протянул руки, но затем, как будто что-то вспомнив, вновь опустил, правой рукой схватил руку Меа, прижал ее сначала ко лбу, а потом к губам.
– Какой, однако, болван, – проворчала себе под нос Бахита, – целовать ей пальцы, когда он мог поцеловать ее лицо. Я всегда считала, что эти белые люди безумцы, но этот бей еще и святой. Бедная Меа, это надо же, влюбиться в праведника! Лично я предпочла бы грешника.
Тем временем Меа вернула приветствие «праведника» тем, что поцеловала его пальцы, а про себя подумала: «Та женщина с белоснежным лицом и сапфировыми глазами дурно с ним обошлась. Возможно, это нехорошо, но я желаю ей смерти, потому что тогда он будет не только меня любить, но и открыто в этом признается».
– Ты вернулся! – воскликнула она по-арабски. – О, мой повелитель! Разве я не говорила тебе, что мы встретимся снова, разве я не чувствовала, как ты с каждым днем все ближе ко мне, и потому оторвала моих воинов от их садов и просидела здесь все три последних дня?
– Да, Тама, я вернулся, – ответил он чуть дрогнувшим голосом.
– И это все, что ты хочешь сказать? – удивилась она, с сомнением и на лице, и в голосе. – Надолго ли ты вернулся? Вдруг ты пробудешь здесь всего ночь, или неделю? Быстро отвечай мне, надолго ли ты вернулся?
– Не знаю, – ответил он, – все зависит от тебя. Думаю, что на всю мою жизнь, если ты разрешишь мне остаться в твоем услужении.
Из груди Меа вырвался облегченный вздох.
– О, оставайся на всю эту жизнь, и если хочешь, то и на следующую. Оставайся до тех пор, пока горы не рассыплются и не превратятся в пустыню, а Нил направит свои воды через Таму, главное, чтобы я оставалась с тобой. Но что ты хочешь сказать? Как ты можешь быть мне слугой, если ты кто-то другой? – и она махнула рукой вверх.