Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою

Человек взялся за еду, он ел неторопливо, стараясь не обронить ни крошки; наблюдая за ним, Антония поверила, что он тверд в своем решении жить так, как живет, загляделась на мелкие морщинки вокруг его рта, вокруг глаз, на красноватую — отсвет бороды? — кожу, на глубокий разрез ноздрей, о, вот он на кого похож, те же глаза, огромные, черные, тот же добрый, тяжеловатый взгляд…

«Знаю, теперь я знаю, на кого вы похожи. Глазами».

Человек доел, выскоблил все желе со стенок банки, обтер ладонь о траву и швырнул пустую жестянку в кусты. «Та-ак, поели — и слава богу, и запьем водой». Это означало, что она может оставить при себе свои открытия, ему ли не знать, на кого он похож. «Ну, как тебе у нас, нравится? — под множественным числом подразумевались он и Орлофф. Он подобрал сосновую ветку, потер ее в ладонях. — Я не думал, что ты придешь вот так, одна, все-таки место глухое».

Антонии было хорошо, и поэтому она сказала: «Если мужчина говорит тебе ни с того ни с сего, что ты красивая, тебе нечего его бояться».

«Верно. Красота — это как добрая мысль. Или нет, лучше будет сказать, что красота — как новое утро, если сможешь к ней причаститься, от нее все и пойдет. Впрочем, я могу рассказать, как это случилось».

Тония поняла, что речь пойдет о том дне, который повернул его к лошадям. Уютно пахло дымом, головешками, трава вокруг костра пожухла.

«Ничего в моей жизни не предвещало крутого поворота, да и вообще хоть каких-то событий. Я работал, не знаю, самое ли это подходящее слово, в одном архиве. Как должно выглядеть подобное заведение, я до сих пор понятия не имею. Нашу контору устроили когда-то на скорую руку в каморке под лестницей, и так она там и застряла на годы. Весь день я сидел среди стеллажей с разными папками и нумеровал накладные, потому что архив принадлежал одной торговой организации. У меня была специальная машинка, такой здоровенный металлический штемпель с набором цифр. Жмешь на клавишу — цифры перескакивают. Весело. Восемь часов кряду я сидел нос к носу со стариком, который учил меня, как находить интерес в том, что мы там делали. Я нажимал на клавишу, кивал и слушал вполуха. Старик считал дни до пенсии и постоянно держал меня в курсе своих подсчетов, он напоминал солдата, который точно знает, сколько дней осталось до конца войны, и рад каждому проходящему дню, потому что уцелел. Трогательно, правда?»

Антония кивнула, может быть, чересчур поспешно.

«А по мне — ничего трогательного. Старик посвящал меня во всякие тонкости, как стать важной шишкой прямо на месте, в нашей норе. Например, задерживать регистрацию на день-другой. Доставщики, те, что курсируют взад-вперед с товаром, без нашей регистрации шага не могут ступить. Ты тянешь, регистрируешь пока других, глядишь — тебе уже суют что-то в дверь, сверток или бутылку. Мой старик действовал с умом, не перебирал, иной раз «дай вам бог здоровья» было для него слаще любых подношений. Я не отказывался, когда он и меня угощал, но сам нумеровал, как и прежде, не раздумывая, кому я это делаю и от кого получаю на лапу. За два дня до пенсии старик не вышел на работу, в его отсутствие я взялся наводить порядок в каморке и, роясь в бумагах, наткнулся на папку с просроченными накладными. Может быть, они даже когда-то прошли через мои руки, а копии потом завалялись. Я пораздумывал, не отнести ли папку куда следует, но потом сказал себе, что это дело старика, пусть он и относит. На другой день он стал, по обычаю, рассусоливать мне про свои грядки с морковкой и петрушкой, про голубятню, которую он построит, когда выйдет на пенсию, а я помалкивал и представлял, какие у него будут глаза, когда я ему скажу про те накладные. Весь день я не мешал ему болтать и только под конец, когда он настроился было пойти по новому кругу, я его оборвал: «Ну, поболтали и будет, разберитесь лучше вот с этой папкой», — и кивнул на нее. Старик побелел. «30876—30975», — только и сказал, встал, выудил папку из бумаг, сунул под мышку и уже в дверях — я-то был уверен, что он идет куда надо, он у нас за все отвечал — слышу, как он мне говорит: «Знаешь, я обсчитался, на самом деле, пенсия у меня завтрева». Выходит, он весь день накануне пересчитывал минуты, пока я за него наводил порядок в конторе.