— Можешь ничего не рассказывать, — говорит он старухе. Говорит не на местном наречии, а на провансальском, говорит так же свободно, как будто это его родной язык. — Всё, что ты рассказала моим людям, я уже знаю. Знаю я и то, как поначалу ты спутала своего господина с инструментом, предназначенным для того, чтобы исполнить его волю. Это большая глупость, Рихо.
Старуха перебирает завязки на своём платье и кланяется:
— Так, господин граф. А что до того человека… Не знала я ведь ничего. Господин мой в видении обещал, что придёт. И когда явился тот рыцарь, подумалось мне, что это он и есть. Больно уж не похож он был на обычного-то человека. Да и когда волю его хотела отнять, не вышло у меня ничего, а будто оттолкнуло меня от него что-то. Вот я и подумала: может, это и вправду… Он? Может, вошёл Он в человека, а освоиться как следует не сумел, а потому и говорит временами что-то совсем непонятное?
Граф негромко смеётся:
— Ты дура, Рихо.
— Вот уж вы правы, ваша светлость, — дура дурой, — старуха тоже пытается засмеяться в тон Альфаро, но получается у неё не очень естественно, — это уж потом от ваших людей я узнала, зачем господин привёл в Лангедок этого рыцаря и чего от него хотел добиться… Жаль, конечно, что не всё вышло так, как вы хотели…
— Вышло так, что лучше и не придумаешь, — перебивает её граф, — а то, что моим людям не пришлось вылезать, чтобы подправить события, — очень хорошо. Один дьявол только и знает, что мог бы натворить наш отшельник, если б мы там появились. А так… Вышло — лучше и не придумаешь, — повторяет он.
— Значит, удалось? — осторожно спрашивает старуха. — Ведь мы, после того как ваши люди нас из деревни взяли, и не слышали ничего толком про то, что там дальше случилось.
Альфаро несколько секунд, улыбаясь, смотрит на старуху.
— Можешь радоваться, старая ведьма. Твоя порча оказалась удачна, как никогда. Приманила, как я слышал, к вашей деревеньке целую банду.
— А дальше-то, дальше-то что было? — спрашивает старуха, и живой интерес вспыхивает в её глазах.
— А с госпожой Амандой что? — набравшись смелости, спрашивает её молодая спутница. — Плохо, если с ней что-нибудь случилось, потому что она нам никогда зла не чинила…
Альфаро, не отвечая, смотрит на них, и под его взглядом женщины теряются. Улыбка графа становится шире, в ней сквозит какое-то умиление.
— Зачем вам это знать? — спрашивает он. — Для всего мира вы мертвы. К чему мёртвым интересоваться такими подробностями?
Женщины в замешательстве.
— Приведи солдат, — говорит граф Мигелю.
А когда вооружённые люди появляются в зале, граф распоряжается:
— Старуху — сжечь… Эй, куда вы её поволокли? Стоять. Сначала — при мне — свяжите ей руки, завяжите глаза и рот. Эта женщина — ведьма, и она может околдовать вас. А что до молоденькой… — Он задумчиво глядит на Жанну и снова переходит на южнофранцузский диалект. — Девочка, отвечай на мои вопросы правдиво, ибо от этого зависит твоя жизнь. Ты уже присягала Великому Мастеру, или же, как его именуют в просторечье, Сатане?
Жанна с ужасом смотрит на бабку, которую солдаты валят на пол и вяжут руки, потом — с ещё большим ужасом — на графа и отрицательно трясёт головой.
— Превосходно. Доводилось ли тебе когда-нибудь встречаться… с отшельником Иммануилом, который жил недалеко от вас?
— Да… Один раз… Я видела его издалека… Бабушка запрещала мне разговаривать с ним.
— Твоя бабушка совершала иногда и довольно разумные поступки… — Лицо графа озаряется улыбкой.
— Итак, — произносит он с удовлетворением, — все в сборе. Ненависть, Истина и Сила. В темницу её! Да стерегите получше!
Глава третья
…Родриго умер не сразу. Несмотря на тяжесть полученных ран, он был ещё жив, когда мы с Жаном вынесли его с ристалища. Каким-то чудом он сумел протянуть ещё несколько часов, сражаясь со смертью с таким же упорством, с каким бился со своими врагами при жизни. Уже зашло солнце, а он всё медлил ступить за последний рубеж, отделяющий живых от мёртвых. Было ясно, однако, что до утра он не дотянет.
…Ричард Английский и другие гости графа Раймонда пировали во дворце, отмечая завершение турнира, а мы с де Эльбеном сидели перед шатром Родриго и смотрели на пляшущие языки крохотного костерка, разгонявшего тьму. Не в наших силах было чем-либо помочь барону. Единственное, что мы могли сделать, — найти священника, который подготовил бы барона к смерти, проведя все те обряды, коим жители этого века придавали такое большое значение. Родриго, который то приходил в сознание, то снова уплывал в забытье, сейчас разговаривал с ним, а мы с де Эльбеном ждали завершения этого разговора, потому что больше нам делать было нечего.
— Никогда от Ричарда не было добра, — неожиданно проговорил тамплиер. — Ни для кого.
Я промолчал.
— У него только и есть, что показной блеск, который слепит многих. На деле же… — Ги качнул головой. — У него есть слава, но он не сделал ничего, что стоило бы воспевать или что стоило бы помнить. Если бы только он не был королём…