Ги ничего не сказал. Он мрачно уселся напротив меня (купцы, сидевшие с той стороны, поспешно отодвинулись, чтобы не злить лишний раз гневливого тамплиера) и уставился в возникшую перед ним миску с мясной похлёбкой. Разглядывал он свою похлёбку довольно долго, как будто бы надеялся отыскать в ней подходящий ответ на этот нелёгкий вопрос. Ответ, достойный истинного христианина и крестоносца.
Я уже почти закончил свою порцию и собирался перейти к ватрушкам и меду, когда Ги оторвался от созерцания своей порции и брякнул:
— Так иудеи же Христа и распяли!
— Ммм?.. — Я разжевал кусок ватрушки. — Насколько я помню, после Христа остались какие-то там апостолы. Напомни мне, кто они были по вере? До того, как стать христианами?
Ги предупреждающе вздёрнул руку:
— Всё, хватит! Я не желаю больше всё это выслушивать!
Я пожал плечами и окунул ватрушку в мёд. Ги посмотрел на сидевшего рядом с ним иудея как на оборотня, только для виду принявшего человеческий вид, взял ложку и мрачно стал есть. В этот вечер он больше ничего не сказал.
Кажется, Ги начал подозревать меня в тайной ереси. Ну и чёрт с ним.
Проснулись мы рано, но оказалось, что купцы тронулись в путь ещё раньше. Позавтракав, мы выехали следом за ними. Утро обещало быть ясным. Было свежо и ветренно.
Я заметил, что Тибо всё время с беспокойством поглядывает по сторонам. Дорога была шириной около трёх метров, слева — крутой склон, справа — гора. В непосредственной близости от дороги огромные валуны, отчасти занесённые землёй и щебнем, перемежались с редкими пихтами и елями.
— Что высматриваешь?
— Так это… — Тибо снова завертел головой. — Поговорил я на постоялом дворе кое с кем… Дорога, говорят, опасная. Живёт тут, говорят, один барон. По названью-то — барон, а по сути — натуральный разбойник. Грабит путников без всякого снисхождения. Что хошь делает.
— Не грабит, а взимает пошлину, — наставительно вмешался тамплиер. — Всякий благородный человек имеет право на своей земле взимать ту сумму с проезжающих, которая представляется ему справедливой.
Подумав, Ги добавил:
— Если, конечно, проезжающие сами не являются людьми благородного происхождения. Как, например, мы с Андрэ. В этом же случае взыскивать с проезжающих пошлину — дурной тон и хамство.
Тибо неопределённо покачал головой:
— Грабит он всех без разбора, ежли может, не спрашивая, кто благородный, а кто — не очень. И то сказать, господин Ги: одно дело — пошлину взять, ну, там десятую или двенадцатую часть, а совсем другое — обобрать до нитки.
— И как зовут этого любезного синьора? — поинтересовался я.
Тибо, однако, шутки не понял.
— Да какой он там синьор, — махнул рукой мой оруженосец, — людей у него не больно-то много. А ежли даже и синьор — то уж никак не любезный. Впрочем, ежли вы полагаете, что он и синьор, и любезный, то и я стану его так называть. Потому как вашей милости виднее. А что до имени этого разбойника… то есть любезного синьора… то зовут его Бенедикт де Бале. На большие отряды или караваны он не нападает. Боится. А как несколько человек едут — как мы, к примеру, — он тут как тут… Опасное это место, ваша милость.
Я посмотрел на ухмыльнувшегося при этих словах Ги де Эльбена и подумал, что если кому и следует опасаться этой встречи, так это не нам, а барону Бенедикту.
Мы почти догнали купцов. Минуя один из дорожных вывертов (перед нами разверзлась глубокая расщелина, и дорога сворачивала вправо, в обход), мы заметили на другой стороне ущелья хвост удаляющегося каравана. Вскоре, впрочем, мы потеряли их из виду, но было ясно, что ещё минут десять — и мы их догоним. Мы наткнулись на старый мост, перекинутый через расщелину в самом узком её месте, и с некоторой опаской перебрались на другую сторону.
Через несколько минут впереди, за поворотом, приблизительно там, где должен был находиться караван, раздались крики, звон оружия и ржание лошадей.
Ги прислушался, а потом с ухмылкой обернулся к Тибо:
— Похоже, толстяк, твой барон решил немного пощипать этих купчишек.
— Почему же мой? — обиделся Тибо.
— Может, поможем? — предложил я де Эльбену. Ги задумчиво посмотрел на меня.
— Взять с купчишек пошлину? — Тамплиер отрицательно помотал головой. — Да не станет этот барон Как-Его-Там с нами делиться. Земли-то его.
Я вздохнул:
— Да нет, не барону… Купцам — поможем.
Ги нахмурился.