Рыбы молчат по-испански

Пока испанцы шарили по кошелькам и карманам, выгребая наличность, Нина сидела молча, опустив глаза. Казалось, на ее клиентов, с которыми она всего несколько минут назад так мило болтала по-испански, накинулась какая-то зловредная хищная птица, которая теперь безжалостно их клюет, терзает, лезет когтями и клювом в карманы и кошельки. Испанцы послушно отражались в солнечных очках, полностью скрывающих насмешливые Ксенины глаза, испуганно поглядывали на пустынный пейзаж за окошком «баргузина» – изумрудно-зеленое, как трясина, поле, за ним коричневое вспаханное поле, а потом еще одно, засаженное душистым клевером поле уже до самого горизонта или просто сорная буйно разросшаяся трава с белыми россыпями ромашек, с синими озерцами цикория и мышиного горошка, по которой тугими волнами проходит ветер, – в этих полях обитает великий покой, и только кузнечики трещат сонно и равнодушно; на зловещий темненький лесок, где очень тихо, и только высоко в небе тоскливой трелью заливается жаворонок, на контуры далекой деревни – и тоже боялись спорить с Ксенией, а потому в конце концов без лишних слов платили столько, сколько она требовала. До Нины доносились эманации страха, тошнотворные, одуряющие волны физиологического ужаса, которые излучала испуганная жертва. Деньги, которые испанцы с унизительной торопливостью вытаскивали из привязанного к поясу кошелька, на ощупь были все еще теплые, сырые от пота. В одно мгновение уважаемый у себя на родине человек – доктор, адвокат, школьный учитель, простой земледелец или служащий – который привык держаться с достоинством и ни разу в жизни не испытывал настоящего унижения, превращался в затравленную бессловесную тварь, и эта метаморфоза всякий раз завораживала Нину. Невольно возникало пьянящее чувство полной безнаказанности. Такое наверняка испытывают мародеры, которые грабят брошенные дома, вытряхивают чужое белье из шкафов и комодов, из чемоданов, брошенных беженцами, в панике покидавшими свое жилье. Никогда раньше Нина не переживала подобных эмоций и даже не догадывалась, что где-то в глубинах ее существа, которые постепенно становились все более прозрачными, более знакомыми, скрываются такие грубые первобытные инстинкты.

«Для полноты картины не хватает огнестрельного оружия, – думала Нина, пьянея от адреналина. – Ксения требует деньги, а я, сидя напротив, достаю пистолет и кладу на колени. А тут и Витек появляется возле распахнутой в пустые поля дверцы – с чем-нибудь эдаким в руках… С обрезом, с вороненым стволом. Как бы они вели себя тогда? Обмочились бы от страха?»

Лишь один раз Ксении пытались возразить. Это случилось уже в конце их совместной карьеры, когда названная ею же самой первоначальная сумма неожиданно показалась слишком маленькой, и Ксения решила ее накрутить, потребовав дополнительных денег. Нина навсегда запомнила тот день. Было тихо, облачно, стояло хмурое утро из тех, что бывают обычно в средней России в середине весны. Над растаявшими полями летали грачи. Мокрые деревья блестели, зато асфальт почти высох, лишь кое-где его покрывали темные пятна причудливых очертаний, напоминавшие неведомые острова и континенты.

– Ваша родственница? – интересуется Ксения, кивнув на пожилую женщину.

– Бабушка. Мать супруги, – отвечает испанец.

– За родственницу платите отдельно, – требует Ксения. – Между прочим, она с вами уже второй раз катается, мне переводчица сказала.

– А много ли платить?

– За сегодняшний день пятьсот.

– Евро? – будущий отец неподвижно смотрит на свое отражение в непроницаемых солнечных очках, делающих Ксению похожей на гигантскую стрекозу. Нина сразу обратила внимание, что глаза у него необычные – чуть раскосые, золотистые.

– Ну не рублей же, – спокойно отвечает Ксения. – За сегодняшний день туда и обратно – пятьсот. И за прошлый раз, за первый визит, тоже туда и обратно, еще пятьсот. Итого вы должны нам еще тысячу евро.

– Тысячу евро? – От изумления испанец привстает со своего места. – Но это же очень большая сумма!

– Надо было поинтересоваться заранее, сколько стоит проезд еще одного пассажира в нашей машине, – хамит Ксения. – Платите тысячу. А то никуда не поедем.

– Наверное, мы друг друга не понимаем, – миролюбиво начинает усыновитель, жестом успокаивая Ксению. – Эта женщина – человек не посторонний. Она мать моей жены, бабушка нашего ребенка… Зимой она приезжала знакомиться с внуком. Это ее первый внук, понимаете? А сегодня она приехала вместе с нами на суд. Вы не можете брать за нее такие деньги. Это негуманно.

– Гуманно, не гуманно, – огрызается Ксения. – Не хотите платить – будем тут стоять посреди дороги. А не желаете стоять – вылезайте прямо здесь, и не будет вам никакого суда.

– То есть как это – не будет? – очень тихо спрашивает испанец.

Он пристально, исподлобья смотрит на Ксению своими странными золотистыми глазами. Наступает тишина, слышен только вкрадчивый шелест ветра. Нине кажется, что сейчас они оба достанут из кармана пистолеты и прицелятся друг в друга.