Русский струльдбруг (сборник)

Они надеялись только на чудо, ведь ничто другое человеку в такой стране помочь не может. Оба с затаенным страхом прислушивались к вечной тишине джунглей. Чтобы отвлечь испанцев от ненужных мыслей, Джон Гоут у костра пересказал некоторые слова покойного боцмана о мертвом городе. Правда, тучи теперь ползли так низко, что голова кружилась от быстроты их движения. У чиклеро были сморщенные лица, как подгнившие тыквы. Гладкие волосы, такие же черные, как глаза, они подвязывали грязными ремешками. Грязь въелась во все складки кожи, от зубов остались неровные корешки. Широкие вывернутые ступни – в мозолях, голени в рубцах и шрамах от тяжелых желез. Чиклеро ни от кого не скрывали, что ждут чуда. Они послушно шли за неутомимым одноногим, но верили только в чудо. Они верили, что рано или поздно дотянутся ножами до горла Джона Гоута; к его словам о мертвом городе они отнеслись без интереса, но если человек на деревянной ноге может ходить там, где они сами с трудом пробираются, такого человека следует слушать.

Ворочаясь в гамаке, сплетенном из травы типишири, один чиклеро случайно взглянул на уснувшего ефиопа. По голому блестящему плечу бежал ядовитый муравей туке. Сбросить такого нельзя – успеет укусить.

Увидев, что Джон Гоут проснулся, чиклеро молча приложил палец к губам.

Теперь они вместе смотрели за тем, как сильно ядовитый туке сердито бежит по голому плечу ефиопа, быстро перебирая рыжими злыми ножками. Пробежав нужный ему путь, туке суетливо перебрался на черную шею, близко к бьющейся под потной кожей жилке, и чиклеро, как и Джон Гоут, стали ждать, когда случится укус и маленький ефиоп задергается в конвульсиях. Наверное, он даже не успеет сказать: «Абеа?» Когда ефиоп умрет, подумал чиклеро, я брошусь на одноногого. Господь лучше знает, как и когда нам надлежит действовать. Если я сейчас так думаю, значит, эти мысли подсказывает мне Господь. Жалко, что аллигаторы не смогут обглодать одноногого целиком, подумал он с настоящей жалостью. Деревянную ногу, наверное, унесет течением.

– Его не укусят, – догадался одноногий.

Чиклеро недоверчиво кивнули. Неужели Господь не даст им шанс?

Аххарги-ю с удивлением изучал смутное сознание одноногого. Кажется, этот Джон Гоут всерьез уверился в том, что идет по джунглям сам – Божьей милостью. Кажется, он всерьез уверился в том, что это его собственные скрытые до того силы помогают ему проламывать колючие кусты, тяжелым мачете рубить ветки. О сущности-ю Джон Гоут просто не имел никакого понятия. Вообще поведение всех этих земных существ говорило только о прихотливо перепутанных инстинктах. Никакого разума. Даже ложного. Они даже не могут договориться друг с другом. Они сожгли корабль, на котором могли покинуть нездоровые берега. Они бросили лодку и теперь по пояс идут в илистой воде. Правда, подумал Аххарги-ю, наши пути пока совпадают. В мертвом городе я обрету сущность-тен и отправлюсь за сущностью-лепсли. Я буду первым, кто обнимет свободного контрабандера. А неистовую трибу Козловых мы с нКва, другом милым, продадим в черные недра звезды Кванг…

7.

После нескольких смутных и душных дней дождь хлынул не останавливаясь.

Сразу потемнело. Вдруг змея свесит голову с мокрой ветки – без угрозы. Папайя уронит плод. Во влажной зелени мелькнет россыпь алых и белых орхидей. Выглянет в просвет глупая обезьяна. Смутится, поняв характер одноногого.

В долгом переходе ефиоп так устал, что уснул под папоротниками.

От непрерывного кипения влаги в листве, в ветвях, в прибитой траве это не спасало, но ефиоп и не искал убежища. Просто спал сидя, скрестив ноги, как, наверное, привык в далекой Африке. Индейцу, прислонившемуся к мокрой пальме, в какой-то момент показалось, что голые плечи, грудь, даже лицо ефиопа покрылись серыми пятнами. Они смещались, меняли свои места, двигались, как сумеречные тени.

И не пятна это, вдруг судорожно понял индеец, а особенный вид пауков. Живут под папоротниками в гнездах, как птицы. Все живое в джунглях знает о таких седых пауках, никто к их гнездам не приближается. Но ефиопа привезли из-за Большой воды, гораздо большей, во много раз, бесконечно большей, чем устье реки в разлив. Ефиоп ничего не знал о седых пауках, укус которых причиняет ужасную боль, отнимает сознание и приводит к быстрой смерти. Вот спит, а пауки бегают по черной откинувшейся голове, забиваются в кудрявые волосы, щекочут ноздри, обрубок уха, суетливо перебегают с плеча на руки, скрещенные на голой груди, и ниже – по животу к ногам. Даже под веком прикрытого глаза на блестящей влажной черной щеке приютился паук с нежными седыми полосками на сложных суставах коленчатых мохнатых ног. Будто ждал, когда приподнимется веко – хотел заглянуть в глаз ефиопа.

Может, ефиоп уже мертв?

Нет, черный потянулся. Вздыхая, вытянул руку.

Один паук не удержался, упал на спящего чиклеро.