Достаточно, не поддаваясь воздействию пропаганды (а она, как будет показано ниже, обрушивалась на нас со всех сторон), реально вспомнить, о каких действиях шла речь, чтобы убедиться, что производились второстепенные, почти косметические изменения, никак не затрагивавшие основы уже сложившегося тогда коммунистического строя. Это были скорее символические уступки русскому национальному чувству, необходимые, чтобы использовать его в войне (а после войны — в расчете на будущую войну).
Нет оснований представлять тогдашнюю политику как попытку какого-то руководящего слоя (или лично Сталина) хитро обмануть русских. Подъем жертвенного русского патриотизма постепенно становился силой, определяющей ход войны. Он оказывал давление на руководство, и оно, очень дозированно и осторожно, в чем-то ему уступало. То, как эта осторожная линия уступок определялась, видно по речам Сталина во время войны. Первая речь, по радио 3 июля 1941 года, выдержана строго в духе коммунистических стандартов, почти эпохи Гражданской войны. Враг «ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма». В духе строгого интернационализма упоминается угроза культуре и государственности народов, которых перечисляется двенадцать, и дальше еще стоит: «…и других».
Уже 6 ноября 1941 года появляется новый мотив: «Эти люди имеют наглость призывать к уничтожению великой русской нации, нации Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского» (впервые особо выделены русские). На параде 7 ноября 1941 года: «Пусть вдохновляет нас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского и Дмитрия Донского» — имена уж совсем не из коммунистического ряда (князья, Александр Невский — святой Православной церкви). Однако потом: «Под знаменем Ленина — вперед, к победе». Все время сохраняются и прежние лозунги. Апелляция к «великому Ленину» — в приказах от 23.02.1942, 1.05.1942, 23.02.1943, 1.05.1943, 23.02.1945, к «большевистской партии» — 7.11.1942, 23.02.1943, 1.05.1943, 7.11.1943, 23.02.1944, 1.05.1944, 7.11.1944, 23.02.1945, 1.05.1945.
Наиболее ярким было выступление Сталина в связи с концом войны, 9 мая 1945 года: сжатое, лишенное штампов партийного языка. Говорится: «наша Родина» (без обычной прибавки «социалистическая»), «неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны». Наконец, 24 мая 1945 года на приеме в Кремле Сталин провозгласил тост «за здоровье нашего советского народа, и прежде всего русского народа». Там русский народ был назван «наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза».
Собственно, это очень естественно, когда во время войны (или вообще в трудный момент) правительство апеллирует к патриотическим чувствам народа. Мы это видим и в наши дни: такие жесты, как праздник «Виват, Россия!» или открытие какого-нибудь монумента, очень дешево стоят: в буквальном смысле — стоят очень малых денег. А дать могут много. И такая мысль не была чужда большевистской традиции. К русскому патриотизму не раз апеллировали еще в трудные моменты Гражданской войны. Много фактов подобного рода приведено в книге М. Агурского (35). Например, в 1920 году во время польского наступления Стеклов (Нахамкес) писал в «Известиях»: «Народ, на который напали, начинает защищаться. Когда посягают на его святая святых, он начинает чувствовать, что в нем просыпается национальное сознание». Радек (Собельзон) считал одной из величайших заслуг Троцкого (Бронштейна), что «он сумел людям, пришедшим к нам из вражеского лагеря, внушить убеждение, что советское правительство борется за благо русского народа». Во времена советско-польской войны было опубликовано «обращение Брусилова», призывавшее бывших царских военных поддержать большевистскую власть ради блага России. Луначарский писал: «Сейчас сменовеховцы убедились, что советская конституция не противоречит «великодержавности». Троцкий в 1921 году: «Сменовеховцы пришли к выводу, что никто не может защитить единство русского народа и его независимость от внешнего насилия в данных исторических условиях, кроме советской власти»; «Особенно важно питать этими идеями военных». Виден несерьезный, внешний характер этих пропагандистских приемов. И люди-то как на подбор не русские (я нарочно указал их настоящие фамилии), и говорят откровенно, что лишь стараются «внушить убеждение», будто борются «за благо русского народа». Развиваясь, эта традиция немного отшлифовала свой язык.