Это отнюдь не значит, что в стране ничего не строилось. Жизнь всегда сильнее любых внешних вторжений в нее. Так жило крестьянство при крепостном праве, обороняло страну, заселяло все новые области. В этом объяснение и той загадки, что сейчас наша страна существует, несмотря на весь разгром. С самого начала XX века в России ощущался громадный прилив энергии во всех областях жизни — от крестьянской кооперации до классического балета. Для его реализации не была нужна военизированно-лагерная организация жизни. Он даже помог пережить ее калечащее воздействие. Так и в 1930-е годы: строилось много, и пафос строительства захватывал участвовавших в нем людей. Но ниоткуда не следует, что большего нельзя было достигнуть, развивая экономику в направлении, намеченном первым пятилетним планом, не ломая хребет крестьянству, опираясь на кооперацию и стратегию, предложенную Чаяновым. Раскрестьянивание было необходимо — но не для индустриализации, а чтобы следовать идеологии «военного коммунизма», «Коммунистического манифеста» и всего марксизма-ленинизма, для воспитанной в этом духе части партии, уверовавшей, что «насилие есть повивальная бабка всякого старого общества, когда оно беременно новым». Конечно, для создания оборонно-промышленного потенциала нужна перестройка экономики, но ведь смогла же Германия с 1932 по 1940 год увеличить свой военно-промышленный потенциал в 22 раза (как об этом пишет маршал Жуков), не уничтожая своего крестьянства. В духовном отношении политика 1930-х годов привела народ к войне глубоко расколотым. Из кого состояла армия, вступившая в бой в 1941 году? Во-первых, из крестьян, прошедших насильственную коллективизацию, аресты, высылку в Сибирь, голод и опять аресты, возвратившихся с севера «кулаков и уголовников». Во-вторых, из рабочих, то есть в основном из тех же крестьян, не выдержавших обрушившихся на них гонений и завербовавшихся по набору или просто бежавших из деревни на новостройки. Надо очень сильно абстрагироваться от действительности, чтобы представить себе, что у этих людей не было тогда иных чувств, кроме порыва отдать жизнь за партию и товарища Сталина. Более правдоподобно, что народное сознание находилось под мучительным воздействием диаметрально противоположных сил.
В беседе с писателем Ф. Чуевым уже отставной Молотов сказал: «Мы обязаны 1937 году тем, что у нас во время войны не было пятой колонны». Дело, конечно, не в 1937 годе (опять он выпячивается на незаслуженное место), а во всей политике 1930-х годов. Увы, она принесла плоды гораздо худшие, чем «пятая колонна». Трудно не связать с ней необычайно большое количество сдавшихся в плен в первые месяцы войны. О них можно судить по общим цифрам советских военнопленных: 4059 тысяч — по советским данным, 5200–5750 тысяч — по немецким (32); основная их масса относится на первый период войны (июль 1941-го — ноябрь 1942-го). В книге (33), использующей немецкие источники, приводится цифра в 3,8 миллиона военнопленных до конца 1941 года. В советских официальных данных говорится о 939 тысячах военнослужащих, числившихся пропавшими без вести и вторично мобилизованных на освобожденных территориях. Очевидно, это солдаты, разошедшиеся во время отступления по деревням, работавшие там во время оккупации и не обнаруженные немцами. (Что касается «пятой колонны», то очень трудно представить себе Гитлера, сотрудничающего с Пятаковым или Бухариным. Парадоксально, но он высказывал мысль, что после победы над Советским Союзом доверит управление им Сталину, так как тот «знает, как обращаться с русскими».)
Но болезненнее всего в нашей исторической памяти останется, наверное, то, что около 1 миллиона граждан СССР участвовало в войне на стороне врага. Такого не было ни в войну 1914 года, ни в Отечественную войну 1812 года! Ведь в 1812 году крепостные крестьяне могли бы воспользоваться вторжением Наполеона, чтобы поднять вторую пугачевщину. А они вместо этого ловили отступавших французских солдат! Очень глубок должен был быть раскол в народе России, чтобы появилось такое нетипичное для русских явление, как «власовское движение» (применяя этот термин условно, как название всех соединений советских подданных, участвовавших в войне на стороне немцев). Но основная масса народа не пошла по власовско-ленинскому пути — встала на защиту своей страны независимо от отношения к тогдашнему режиму. (При всем различии ситуаций позиция Ленина в Первую мировую и позиция Власова в Великую Отечественную войну основывались на общем принципе: отношение к общественному строю важнее отношения к стране.) Такова была и позиция крепостных крестьян в 1812 году. В этом, мне кажется, и состоит великий подвиг народа.