Читаем Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов» полностью

По сему вышеписанному сказанию у Иоанна по седмих царех осмый – Антихрист. И по Андрееву по седмом Греческом царстве, которое то (Л. 16 об.) царство, и царей бы в нем толикое число было.

Сочисление царей российских:

первый царь Иоанн Васильевич,

вторый царь Феодор Иоаннович,

третий царь Борис,

четвертый царь Василий Шуйский,

пятый царь Михаил Федорович,

шестый царь Алексий Михайлович,

седмый царь Феодор Алексеевич,

осмый царь Петр Алексеевич (прежде Иоанна избран на царство[1231]).

(Л. 17) Девятый царь Иоанн Алексеевич, десятая царевна София, и та писашася в титлах царем.

Ездра в книге третией, глав[а] 12-я[1232], пишет:

«Востанет царство на земли, и будут боязни вящши всем царством, иже быша прежде его: царствуют же в нем царей 12, един по едине по единому, иже вторый начнет царствовати, и той воздержит наипаче время на дванадесяте. И после времени царства (Л. 17 об.) того родятся рвения не мала, и погибнет[1233], яко да падет, и не падет тогда, но паки положится во свое начало. Воскреснут в том осмь царей, ихже будут времена лехчайши и лета скорозванни, двое бо от тех родятся, приближающи же времени, по четыре, сохранятся во время, егда приближатися начнет время его да скончается, двое бо[1234] на концы содержатся. И яко видел еси три главы покоюща. Се есть толкованье»[1235].

(Л. 18) Пишет в книге «Хрисмологионе» во главе десятой:

«И породится ему юноша Коннос, заступник его». Таже и «влас главы его под ногами возвлечется[1236]»[1237].

(Л. 18 об.) И я, по сим пророческим глаголам разсуждах, и лета сочислях, и о царстве, и о Антихристе приводил твое имя, понеже другаго подобия таковаго царя в царственных книгах не обрел.

Да что и делом в тебе видех: повелел ты с притужением брити брады, таже пити и продавать явно во всем царстве своем[1238] табак[1239]. О сем братобритии и о табаке (Л. 19) …[1240]

Потом заповедано нам от Святыя Церкви, да не собираемся на всякия игры[1241]. Ты же[1242] от своего лица повеле написати указы, чтобы сходилися мужи и жины, и проносили от имей своих сребро, и играли в лоты[1243].

(Л. 19 об.) Потом повелел еси празновать обновление года генваря первое число. И в той день на Красной площади повелел еси поставить крест превеликий, зделав из досок, а что на нем было написано, того не вем, токмо подпись едина: «Здравствуй, лета Господня: 1700». И все ты повеле сжечь. (Л. 20) Ты же повеле во всем граде в той день всякого чина людем елником [и] иными древами венчати врата и у всякова пред враты возжигати огнь в нощь. О сем праздновании пишет святый Ефрем: «Сей праздник празднуют [эл]л[ини] [пог]ани – венчание дверей, кумиром служение». А возжигание огня в Персиде почитают вместо Бога: огнь, прежде бысть негасимый[1244]. Егда Ираклий, царь греческий, воева Перску землю, той огнь у них (Л. 20 об.) угаси. Они же после того начат в вечер огнь возжигати. Нам же повелевает святый Ефрем праздновати дни святыя христиански, псалмы и песнми и пении духовными, по оглашению апостолскому, глаголюще со апостолом: «Мне же не буди хвалит[ися, то]кмо о Кресте Господа нашего Иисуса Христа». И на дверех Животворящаго Креста знамение полагаем, на челе же и по всем удом нашим сим знаменаемся[1245].

(Л. 21) Ахав царь повеле взыскати пророка Илию, яко бы возмущает народ. Егда Илиа прииде пред царя, тогда глагола ему царь: «Аще ты ли еси, развращаяй Израиля?» И рече Илиа: «Не аз развращаю Израиля, но ты [и] дом Отца твоего, вне[гда оста]висте вы Господа Бога вашего и идоста вслед Ваала»[1246].

(Л. 21 об.) И о сем, яже что аз видех в тебе и что в моих писаниях написано, говорить было пристойно патриарху и прочим властем. Аз, грешный и недостойный раб Его, Владыки и Творца своего, не дождався Его Суда Божия, сболезновав душею [своею и о] прочих человецех, дабы неведением не пришли в вечное мучение, и ревностию своею желах сия написаныя глаголы и случаи сказать всем христианом. (Л. 22) И того ради стал было резать на доске о летах и о Антихристе краткими словами, потому что на такой малой доске пространно объявить невозможно, и, печа[та]в, давать человеком, кому веря, бояся, чтобы и себе не привест[ь на лю]тую смерть. Да сие мысля, егда управяся, пошед с Москвы, что будет напечатано, хотех пометать на путех, чтоб человецы знали, что той Антихрист.

(Л. 22 об.) И ныне я в сем дерзновении каюся Господу Богу[1247], естьли я его, царя, назвал неистинно против глаголов Божиих в своем мудрствовании, и о сем прошу у него, Творца своего, прощения. А ему, царю, аще желает своего, такжде [душ]и моей спасения, достоит на те пророческия глаголы со известным испытанием положить подлинные доводы многими свидетели.

РГАДА. Ф. 7. Оп. 3. Д. 344. Ч. 217. Л. 6 – 22 об. Автограф.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука