Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

(F. 184) Всемилостивейший император, король, господин и государь, Ваше императорское и королевское величество, без сомнения, уже всемилостивейше известились, каким образом царское величество 4‐го числа текущего месяца счастливо прибыл сюда с Лефортом, курфюршеским саксонским генеральным комиссаром Карлевицем [Георг-Карл фон Карлович] и немногими служителями в шестом часу вечера. Однако же с удивлением должны мы были увидеть, что царь, вопреки всем ожиданиям, после столь долгого отсутствия все еще находился под властью прежней неугасшей страсти и сразу по приезде нанес первый визит к любовнице, некогда Лефорта, а теперь своей, – дочери виноторговца Монса, лютеранина самого простого состояния. Остаток вечера царь провел в доме Лефорта, ночь же – в Преображенском, (F. 184 v.) в построенных его величеством деревянных квартирах лейб-гвардейского полка. На следующий день в пятницу его величество открыл свободный вход к себе без всякого величия и почтения к лицам не только приехавшим туда боярам, но и людям всех состояний, дворянам и недворянам, даже и самого подлого звания, и также давал аудиенцию министрам в одной и той же комнате. При этом всеподданнейшем приветствии и поздравлении его царское величество собственной рукой подрезал длинные бороды многим боярам, также и другим духовным и светским лицам (которые [бороды] они, между тем, по идущим из старины обычаям, не только всегда считали величайшим украшением, но и что их отрезывание, согласно приговору патриарха, немедленно навлекает отлучение от Церкви). Однако патриарха в уважение его духовного сана, Тихона Никитича [Стрешнева] в уважение заботы, с которой он опекал его величество, и князя Черкасского – за преклонные лета и большое уважение, которым он у всех пользуется, пощадил. Кроме же этих троих все и каждый должны были один за другим подвергнуться этому унизительному тонзурованию, как (F. 185) уже в самом начале публично поступили с полководцем Шеиным, князем Ромодановским и многими другими.

В прошедшую субботу, 6 числа сего месяца, его царское величество рано утром собственной высокой персоной провел учения своего лейб-гвардейского полка. Затем же он отобедал, вместе с несколькими первейшими боярами, у Лефорта, что сопровождалось неумеренным питьем и непрерывной пальбой из пушек и продлилось вплоть до середины ночи. Кажется, что и после возвращения царя московитское правление остается в прежнем беспорядке и едва ли плодом совершенного путешествия станет какое-либо улучшение, ибо и доныне мы видим лишь новые следы старого обычая, и того же следует ожидать и в будущем. Из разговоров его царского величества, которые он вел до сих пор, нельзя было выяснить ничего особенного о том, как ему понравились посещенные им проездом дворы и какую склонность он к ним имеет. Похвалы удостаивается лишь венецианский посол в Вене за то, что его величество нашел особое удовлетворение в изысканных блюдах, таковых же напитках и других развлечениях, в особенности же в императорской (F. 185 v.) школе верховой езды.

Однако же король польский пришелся ему по нраву; с ним его величество провел 4 дня и ночи без перерыва за питьем и вошел с ним в такую братскую доверенность, что они обменялись одеждой; и царь приехал в Москву в кафтане, шляпе и со шпажкой короля польского; последнюю он и до сего дня носит на боку. Царское величество желал также публично и по всей соответствующей форме объявить окружавшим его боярам и министрам (коих было великое множество), сколь сильно расположение, испытываемое им к польскому королю: «Король польский милее мне, чем все вы, здесь вокруг меня стоящие; пока я жив, я сохраню с ним доброе взаимопонимание и братство, и не потому, что он король польский, но по причине того, сколь приятна его личность». Мне было также сообщено в большой тайне одним из весьма любезных царю доверенных лиц, что позавчера вышеупомянутое царское величество около полуночи посетил своего принца в замке Кремле (F. 186) и, трижды поцеловав его и иным образом выказав отеческую любовь, вновь покинул его. А следующим вечером он допустил к себе в Преображенское его мать (царицу) для приветствия, однако же в чужом жилище, принадлежащем здешнему почтмейстеру, и они провели 4 полных часа за тайной беседой.

Как передают и, в частности, как сам царь говорил нескольким ближним боярам, король польский должен непременно этой приближающейся зимой, по данному им обещанию, приехать в Москву.