Читаем Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов» полностью

Waß die moscovit[liche] Kriegs-Operationes belanget, bey nach bey der in meiner Ihro Kay[serliche] May[estät] allerunterth[änig]st abgelassener Relation eröffneter allergeharster Mainung, daß sie bey so notori[sch] schlechten Anstalten wider die starckh anruckhende feind[liche] Trouppen keinen erkleckh[lichen] Widerstandt thuen, sondern deßjenigen gar leicht[lich] dieses Jahr stättlich widerumb verlustiget werden dörffen, was sie die vorige Campagna, nach Anwendung so grosser Vncosten vnd Vergiessung vill Christenbluets, schwer erworben haben. Ob zwar der Feldth[err] G[ene]ral Gordon, und meiste teütsche Obriste und Officier der Mainung gewesen, dises Jahr ihren Feldtzug alhier durch zu passiren; so seint sie doch zu Antrettung ihrer Chargen von dennen abermahlig zusamben rottirten vnd neu-rebellirenden Strelizen ausser Moscau zugehen, benöhtiget worden. Dise seint eben diejenige (von derer schonn vorhin vnternommener Vermessenheit gehör[lich] Bericht erstattet) vnd vnter Commando des Romadonowsky in dennen poh[lnischen] Gränizen gestandten, anjetzund widerumb revoltiret, sich in grösserer anzahl bey Toropesk zusamben geschlagen, ihren Officiers theils Händ vnd Füeß gebunden, theils von denen Regi[men]teren in die Flucht gejagt, anstatt derer vnter sich die Chargen außgetheilt (F. 105) und nun mehro in wenig Tagen mit ihren mitführenden Stuckhen (welche sie auß dennen Zeügheüssern gwaldtthätiger weise mit anderer nothwendiger Munition und Kriegszeüg heraus genommen) gegen Moscau anruckhen wollen, vmb ihre Rachbegürigkeit gegen dennen Bojaren, insonderheit dem Feldh[errn] Schein, Cammer Praesidenten Prosorowsky, vnd Bojaren Tichon Nikitowiz, verbittert außzulassen. Worbey nicht wenig zubeförchten, das der ohnnedem sehr schwirige Pöwel solche Gelegenheit vor erwünscht ergreiffe, sich dennen Rebellirenden conjungire vnd hierdurch ein grosses Bluetbadt veranlasset werde. Dahero zu Abwendung dises weithvmb sich greiffenden Ybels seint dennen negstvmb Moscau anligenden Strelizen alle Waffen und Gwöhr abgenommen vnd in das Czar[ichen] Schlosß Kremelin verwahr[lich] abgeführt worden, biß dise beuorstehende Auffruhr gedämpffet und das inner[liche] Kriegs-Feür gelöscht werden möge.

Die geheimme Bojaren, Feldth[erren] und andere vornemme Ministri haben bereits schonn et[liche] Mahl Ihre Zusambenkhunfft nacht[liche]rweill gehalten vnd hierüber consultirt, wie dise Gefährlichkeit bestmöglichst hinzulegen seye. End[lich] die Resolution dahin ergangen, daß den 25. disß das Czar[iche] Leib-Reg[ime]nt, G[ene]ral Gordon mit seinen vnterhabenden 2500 Mann vnd gegen 6000 von der Adlschafft zu Pferdt aufsitzen, wie dann auch der Kay[serliche] Artol[lerie] Obrist Krage mit et[liche] vnd 20 Stückh, et[liche] 1000 Handtgranathen vnd vill Carcassen disen meinaydtigen Volckh entgegen gehen vnd derer Anmarch in einem vort[ei]lhafftigen Posto erwarthen sollen. Es besorgen aber die mehreste Bojaren, das dises allzukökhes Vnterfangen, der revoltirenden Strelizen, eines mächtigern Hinterhalts versichert, vnd von grösseren hierzue angelaithet worden seint. Welches nicht vnbilliches Nachdenckhen die Forcht vermehret, vnd das nicht etwann die zum Widerstandt entgegen Commandirte R[e]g[imen]ter mit dennen Rebellirenden eins werden, sich zu ihnnen schlagen und alsdann mit Gesambter Macht und grösseren Gwaltdt zu Bewerckstelligen dessen, was sie vorlengst dennen Bojaren geschworen vnd angetrohet, anjetzund einem Versuch wider sie vornehmen dör[ffen]. Hat also das Ministerium die beuorstehende Gefahr dem Adl vnd der Burgerschafft angedeüthet, die Leztere mit Gwöhr vnd erforder[liche]r Munition versehen, auch ihrer pflichtschuldtigster Treu ernsthafft erinnert, und zur Defension animiret. Bey welcher vorhaltung vnter dennen Burgern sehr vill sich ohne Scheü vor dennen Bojaren (F. 105 v.) hören lassen, daß sie zwar dermahlen zu Erhaltung der Czar[ichen] Residenz Statt, auch Schutzung ihrer Weib- vnd Kinder, Guet- vnd Bluet die Waffen wider die Rebellirende hertzhafft zuergreiffen vnd den lezten Bluets Tropffen ihres Lebens auffzuopffern willig vnd bereith wären; wann aber khünfftighin eine neue Auffruhr entstehen solte, ohne des die Czar[iche] M[ajes]t[ä]t das Reich mit dero Anwesenheit begnädiget haben wurde, wussten Sie nicht, vor weme oder warumb sye ihr Leben in die Schantz schlagen solten, zumahlen der Burger[licher] Aydt- vnd Schwur nicht vor die Bojaren, sondern dem Czarn abgelegt worden. Waß noch sonnst von dennen Strelizen in Moscau vbrig gewe[sen], hat man bereits zu 5, 10 vnd mehrere Mann an die weith entlegene Orth vnd Stätte verschickt und religiret.

Daß der Bojar Schermett bey Ihro Päbst[liche] Hey[ligkeit] Audienz genommen, hat er seiner Gemahlin vnunterbrecht[liche]s Weinen, seiner Familie und dem ganzen russi[schen] Volcks aber allgemeinen Fluech auff sich geladen, vnd hat auch der Patriarch ob respectus humanos mit der antrohenden offent[lichen] Excummunication biß dato zuruckh gehalten.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука