Русский лабиринт (сборник)

Оставшийся вечер она просидела над телефоном, ожидая звонка. Того самого звонка. Но телефон молчал, как обиженный ребенок. Не звонили даже подруги и знакомые. Она проверила сигнал, заряд батареи, баланс, выключила его и включила снова на всякий случай. Но телефон, несмотря на благоприятные показатели, не оживал. Тогда она набрала какой-то номер – убедиться, что есть связь. Когда пошли гудки, она нажала на отбой и снова села за стол, положив телефон перед собой, как книгу. До самой ночи она читала одну и ту же страницу и, только когда время перелистнуло ее на следующий день, пошла стелить постель. С гибели мужа она спала одна. Детей у них не было, они не торопились с этим. А кто откладывает на день, тот губит год. Кто откладывает на год – губит жизнь. Другого мужчину она не завела, физическое желание пока было еще меньше горя. Ведь главное – не с кем спишь, а с кем просыпаешься. Просыпаться одной ей было проще, как обожженному проще плавать в холодной воде. В последний момент перед сном ей вспомнился давешний мужчина, окликнувший ее на улице. Несомненно, он вызвал ее любопытство, даже больше – интерес. Но он был прав – в их… нет, в ее случае только сама судьба могла быть сводней. То, что дороже всего, нельзя заменить вытесняя. Можно только продолжить дополнив. И самому этого не сделать. Самому можно только не пропустить. Она заснула с телефоном в руке, словно пытаясь отогреть его молчаливую душу своим теплом.

Заветного звонка не последовало ни на следующий день, ни на второй, ни на третий. К следующему воскресенью она перестала ждать и брала телефон уже без замирания сердца. Но то, что она ждет другого звонка, чувствовалось – и ее приятельницы на другом конце провода, как сказали бы в прежние времена, непроизвольно укорачивали разговор до минимума. Еще через три недели она пришла к выводу, что письмо с могилы просто унес ветер. На этот раз так далеко, чтобы нельзя было найти. Наверное, так было угодно провидению. Она уже села писать новое, но остановилась, грызя ручку. Разве нужно в этом мире то, что не ищут? И разве ищут кого-то в этом мире, кто не нужен? Она так и просидела весь день за столом, где лежал лист бумаги с единственным написанным словом «ТОМУ». Первый раз за этот год она не пошла на кладбище, как обычно, в последнее воскресенье месяца, вдруг почувствовав, что муж перестал искать ее в этом мире. Пустота вокруг стала холодной. Она поняла – это наступила свобода. Но свобода не для нее, а в отношении ее. Будто ее вели за руку и вдруг отпустили. Можно было идти, куда угодно, а можно было стоять на том же месте. И то, и другое было всего лишь ожиданием момента, когда снова возьмут за руку. Но уже кто-то другой. И этот другой был волен взять ее за руку. Только теперь.

«Руку и сердце» – она вспомнила слова давнего незнакомца. Потом она вспомнила его голос. Потом – леденистые глаза. Пожалуй, она протянула бы ему руку с удовольствием. Но какой шанс встретить его еще раз в этом опухшем городе? И, как было сказано, он не будет ее искать нарочно. А она? Она стала бы искать его? Незнакомого человека, успевшего положить в нее всего несколько остроумных комплиментов? Нужен ли он? Вернее, нужен ли он ее стараниями, без подталкивания их судьбой друг к другу? Без счастливого случая? Тогда не будет выполнено условие. Не будет испытания судьбы. А значит, это не будет предназначением. Но почему все-таки он? Теперь ей может понравиться любой. Любой, если она захочет, чтобы он понравился. И никакая судьба здесь ни при чем! Она тряхнула русыми волосами. Они опустились на плечи ветками ивы.

С завтрашнего дня она станет жить весело! А веселье приманивает счастье, как просо голубей. И много же их слетится – и тогда она выберет своего! Вот так! Вот и вся судьба! Она рассыпала бусы смеха. Видимо, одна бусинка закатилась под кровать, потому что женщина спала, улыбаясь во сне.

Подруги не знали – радоваться за нее или завидовать? Женщина не ходила – порхала, не улыбалась – светилась, не смеялась – заливалась. Похоже, влюбилась, шептались за спиной, делая понимающие глаза. Но никакого любовника рядом не чувствовалось. Она никому не звонила, кроме клиентов, не спешила на встречи, как спешат на свидания, не подкрашивалась каждые полчаса и не прыгала глазами в озеро зеркала. Скоро пересуды затухли без фактов, как угли в камине без тяги. Она не обращала никакого внимания на недоумение окружающих, весело и споро делала свою работу. Хотя работа с людьми к веселью не располагает – особенно с покупателями недвижимости. Более капризных клиентов, наверное, не встретишь больше нигде. И дело не только в том, что суммы покупок были внушительными. Мужчины подходили к вопросу основательно, без суеты, по делу. Проверяли состояние ремонта, смотрели документы на дом или квартиру. А вот дамочки показывали себя. Надували губки, жаловались на вид из окна или жаловались на что-то другое, но никогда ничего не хвалили. Понятно было, что это элемент торговли и стоит сбросить цену, как из окна смотреть будет куда приятнее. Но им хотелось, чтобы пока смотрели на них. Так приятно чувствовать себя леди. Дамочки считали, что для этого достаточно делать дорогие покупки, и ждали угодливых танцев. Она понимала, что обидеть клиента – непрофессионально, держала себя корректно, но на дистанции. Полуледям это не нравилось, они придирались еще больше, но, поскольку рынок построен не на капризах, объекты худо-бедно продавались. Еще бы пристроить одну квартиру – и заканчивающийся год можно было бы считать весьма успешным.

Она ждала клиента у подъезда и подумывала, с кем и где провести новогодье. Прикидки приходили в противоречие с известной приметой. С тем, с кем весело было бы встретить Новый год, совсем не улыбалось провести его вместе целиком. Снежинки, среди которых, говорят, невозможно найти две одинаковые, искрились под фонарным светом и распушали гриву послушному вечеру. Покупатель запаздывал. Запаздывал, не предупреждая по телефону, как принято среди воспитанных людей. Наверное, зарабатывать деньги и помнить о манерах одновременно невозможно. Она перезвонила бы сама, но номер телефона в конторе ей дали, видимо, ошибочный – обслуживание абонента было прекращено. Еще пятнадцать минут – до девяти, и все – домой, в теплую норку! Ждать больше было и бессмысленно и вредно для бизнеса. Клиент может начать думать, что он единственный. Она посмотрела на часы, чтобы убедить свою совесть в точности, подняла глаза и… вмерзла во Вселенную. Перед ней стоял он. Тот мужчина с леденистым взглядом. Он был в шикарном кожаном пальто на соболином меху, в роскошной рыжей лисьей шапке, наползавшей почти на весь лоб, но узнала его в первый же момент. Узнала и улыбнулась, как улыбаются маленькие собачки, прыгнув на диван. Эта улыбка растопила лед в его глазах, и они весело заискрились. Он взял ее за руку.

– Ну вот, что я говорил. Судьба.

Она с трудом опустила глаза.

– Всего лишь случайность.

– Пойдем.

Он вел ее за руку, она не думала, куда и зачем. Он был ветром, она снежинкой, единственной и неповторимой. Она кружилась в вечернем небе и не падала. Кто полон счастьем, не падает, потому что оно легче воздуха. Только потом, когда он вставил ключ в замок своей двери, она поняла, что не дождалась покупателя на квартиру. Потом поняла, что это не он покупатель. Тогда что он делал у того подъезда? Проходил мимо? Но от метро, если он вообще ездит на метро, пройти другой дорогой гораздо короче. А если он ездит на машине, то где его машина? Ведь они шли пешком.

– Ты не поверишь, первый раз за зиму вышел погулять. Что-то потянуло. То есть не что-то, а кто-то… – Он посторонился, пропуская ее вперед.

Она вздрогнула – второй раз он читал ее мысли, словно они проявились с обратной стороны лба. Тогда это действительно невероятное совпадение. Хотя почему совпадение, если оно невероятное? Или вправду судьба? «Я предложу руку и сердце». Неужели он серьезно? Что будет – уже не вернешь? Да, по всей видимости, этот человек кует обещание из железа. Но она даже не знает его имени. Спросить или дождаться, пока он сам скажет? Но и он не знает ее имени. Сказать или дождаться, пока он сам спросит?

Он включил свет. Она передала ему пальто и с кошачьим любопытством пошла по квартире. Ничего необычного, убежище закоренелого холостяка. Как ни поддерживай порядок, а отсутствие женщины заметно сразу. У хорошей хозяйки даже пыль ложится на полки по-особенному, как первый снег, готовый в любой момент растаять. Она поймала себя на мысли, что не чувствует себя здесь гостьей. Не рановато ли?

Он прошел на кухню и вернулся с бутылкой красного вина.

– «Шато Тротонуа»! В честь обретения этим домом своей желанной хозяйки.

Она даже не удивилась – он читал ее мысли не первый раз. Так чувствуют люди, живущие внутри друг друга. Когда не нужно говорить. Те, кто только соприкасается, говорят, но часто не слышат друг друга.

– Купил в день нашей встречи. В специализированном магазине, в супермаркете такое не продается. Бутылка плавала в волнах разлуки от встречи до встречи.

– Очень поэтично!

– Раз есть муза, поэзия неизбежна.

Следующая мысль спросить его имя пришла к ней только в постели, когда он раздевался. Но тут же исчезла. Приподнявшись на локте, она внимательно всмотрелась в его грудь. Почти от ключицы рядом с левым соском розовел длинный рубец, вернее, шрам, похожий на след гигантской сороконожки.

– Что это? – Она прикоснулась к нему губами.

– Операция. У меня было три инфаркта. И третий был бы последним, если бы мне не пересадили сердце. Так что у меня в груди бьется чужое сердце. Но бьется хорошо. Потому что – для тебя.

Она закрыла глаза, от догадки у нее закружилась голова.

– Почему ты не позвонил? В письме на могиле был же написан телефон. Мой телефон.

Она распахнула намокшие ресницы. Он застыл на краю постели. Его глаза вновь заледенели.

– Вот оно что. Значит, это ты.

Она не знала, что сказать, и сказала самое глупое:

– Это я.

– Сначала я хотел набрать тот номер в письме. Это было даже моим первым порывом. Я понял потом, что меня остановило.

Она глотала каждое его слово.

– Я подумал… подумал, что после звонка неизбежна встреча. Если бы меня попросили, как бы я мог отказать?

– А что плохого во встрече?

– Теперь ничего, родная. Но представь себе, как на меня смотрели бы. Смотрела бы ты. Так смотрят вдовы на вернувшихся с войны солдат. С укором. Будто, погибни он, ее муж остался бы в живых. Этим нельзя укорить вслух… словами. Нельзя их услышать… эти слова. Но сердцем услышать можно. Даже чужим. – Он погладил свой рубец.

Она снова расплакалась, но теперь слезы текли легко и свободно. Это были не слезы – брызги счастья.

– Твое сердце не чужое. Оно мое! Оно родное!