Русский лабиринт (сборник)

Она улыбнулась, таких букетов слов ей еще не преподносили. Мужчина вдруг выпустил ее руку и остановился. Она непроизвольно остановилась рядом и вопросительно посмотрела в его глаза. Они были серо-голубые, как подтаявший лед.

– Должен попросить прощения у прекрасной дамы – я не представился. Но я не буду сейчас представляться и вашего имени не спрошу. Испытаем судьбу?

Она непроизвольно кивнула и ступила на этот скользкий, таявший лед.

– Я не буду вас подкарауливать, не буду специально искать встречи, не буду ходить по этой улице. Но я почему-то уверен, что мы встретились не случайно. А коли так – мы не расстанемся надолго, фатум не позволит. И если… нет, когда мы снова встретимся, я не только назову свое имя.

Он молча ждал ее вопроса. Она всеми силами старалась его не задать, но по льду не ходят – по нему скользят. И часто против собственной воли. Она почти знала ответ. Это была полынья, и ее несло прямо туда.

– И что же это будет? Кроме имени?

– Я предложу руку и сердце. Что будет – уже не вернешь. Судьба.

Мужчина развернулся и пошел в обратном направлении, ни разу не оглянувшись. Она не могла отвести глаз от его удаляющейся фигуры, словно он уносил с собой что-то важное для нее. Что-то такое, без чего лишалось смысла то, зачем она шла еще несколько минут назад. Словно она забыла, куда направлялась. Наконец, стряхнув оцепенение, женщина пошла своей дорогой.

Перед входом на кладбище женщина купила живые цветы. Те, которые дарил ей покойный муж. Он не разбирался в цветах и дарил только розы. Только темно-красные. Опадающие лепестки иногда напоминали ей крупные капли крови. И когда случилась эта смерть, ей показалось – асфальт у покореженного автомобиля покрылся ковром таких лепестков. Боли она не чувствовала – смотрела, как беззвучно увядало ее тело, делая ковер все более густым. Теперь получалось – она возвращала ему все подаренные цветы. Но разве красота, как и жизнь, не даются только в долг? То, что она выжила в той автокатастрофе, – не его ли смерть одолжила ей жизнь?

Женщина остановилась у могилы. С траурной фотографии смотрело радостное смеющееся лицо – словно назло небытию. Так распорядилась она – вопреки глухой недоброй воли свекрови. Не только потому, что хотелось запомнить его таким. Ей казалось – так ему будет веселее. Не так тоскливо. Словно фотография здесь определяла состояние там. В конце концов, что-то там определяет судьбу здесь. Почему не могло быть и наоборот? Во всяком случае, она в это верила или очень хотела верить.

Она нагнулась к черной плите – положить цветы – и вдруг увидела маленький букетик. Кто-то принес цветы на могилу ее мужа, и принес не так давно – скромные тюльпаны еще притворялись живыми. В ее сердце встрепенулась почти забытая ревность. Живой, он мог принадлежать не только ей, она это знала, но смерть узаконила только одно право – право вдовы. И отменило все остальные. Свекровь умерла больше года назад, другой родни у него не было. И тут – цветы. Как будто кто-то нарушил их уединение, влез в интимный разговор. Она нахмурилась, но чужие цветы убирать не стала – положила свой букет роз рядом. И все-таки кто бы это мог быть? В женской памяти стали всплывать прежние подозрения и скандалы. Муж не был, как говорится, ходоком, но женщинам очень нравился. Высокий, с сильными руками и добрыми глазами, он не охотился за женским полом – бабы сами вешались на него при любом удобном случае. И он не всегда отказывал, она это знала. Она понимала, что остальных он жалел, а ее – любил, но когда ревность кормилась доводами рассудка? Она бесилась, кричала, била посуду, уходила, прогоняла, даже изменяла в отместку, но ничего не помогало от любви. И когда они мирились, он прикладывал ее руку к своей груди и шептал на ушко – послушай, это бьется родное сердце. Не плачь и не ревнуй, пусть оно бьется ровно. Ведь оно бьется только для тебя. И она целовала его в сердце, целовала вокруг, целовала везде до исступления, до слез. Сердце, родное сердце билось, а значит, жило только для нее. Разве не это счастье любой женщины? И она засыпала на его широкой груди с улыбкой на губах.