Русский фронтир

– Уважаемый Никита Иванович, – проговорил я внезапно севшим голосом, – прошу вас уделить мне немного времени и вспомнить кое-что из тех событий! Военных тайн не надо. Что-нибудь такое, о чем вам самому приятно будет вспомнить. Можно? Это бы очень помогло мне написать хорошую большую статью, которую опубликуют не где-нибудь, а в «Российском вестнике».

Сомов молчал долгую минуту, показавшуюся мне вечностью, курил и смотрел на бухту, где на легкой волне играли отражения крупных южных звезд, а восходящая на западе луна уже начала чертить бесконечную серебристую дорожку.

Трубка погасла, он вздохнул и спросил:

– У вас в коммуникаторе есть навигация?..

– Конечно…

– Тогда задайте ему такие координаты: 11° 22′ северной широты и 142° 35′ восточной долготы.

Я выполнил необходимые манипуляции, и мой «Чиж» послушно выдал на экран панораму вечернего океана в режиме реального времени. Сомов заглянул мне через плечо и удовлетворенно кивнул:

– Вот примерно там это все и происходило, Миша. Это место называется Бездной Челленджера. Катамаран «Мурманск» и тримаран «Адмирал Нахимов» дрейфовали поблизости в течение двух недель, чтобы ничего и никого не упустить…

Сомов неспешно раскурил трубку и прикрыл глаза, делая редкие затяжки.

– Думаю, чтобы было понятнее, сделаем небольшое отступление в историю, – наконец решил он. – Случилось наше ЧП аккурат через пяток лет после Второй нефтяной войны… Тогда всех интересовала только Арктика, и когда наша империя поставила пограничные буи возле Северного полюса, все вздохнули с облегчением: ну, кажется, больше приключений на наши головы не будет.

Да, этот вздох облегчения он правильно описал. Планета не так уж велика. Что ценного оставалось, кроме Арктики? К тому времени Америка, Япония, Китай и мы окончательно поделили весь остальной Тихоокеанский шельф и принялись заглядывать в глубины. Там и началась всякая суета, не слишком громкая, зато постоянная. И в России, и в Америке активно развивался глубоководный флот, но беда у этих суперсубмарин была одна: слишком шумные и заметные на радарах, особенно с орбиты. Я был на «Святом Александре», когда его поставили на вечный прикол и сделали музеем подводного флота, делал репортаж с открытия. Целый подводный город…

– В общем, плавали по Тихому туда-сюда, пугали друг друга, всякие гадости устраивали, а толку – ноль, – усмехнулся Сомов. – Вернее, американцы-то все равно были в шоколаде – у них, считай, одних островов по всему океану больше тысячи, от Калифорнии до Филиппин. А у нас – Курилы с хвостиком…

Сомов покачал сокрушенно головой и сделал большую затяжку.

– Но потом наши ученые головы сосредоточились и придумали, как человеку можно долго дышать под водой и плавать на большой глубине. Что-то там изменили в крови и мышцах, в итоге пловец стал способен погружаться на пару сотен метров и плавать там по часу и даже больше, не выныривая! Дельфин, да и только! Даже размерами похож…

– Это длительная процедура?

– Да, и не очень приятная, особенно подсадка новой слизистой в легкие. И все время сидишь на инъекциях, подкармливаешь ее. Месяц не поколешься – все, начинай сначала. И страшновато на первых порах… А чем страх заглушить? Мы перед погружением песню пели: «Я водяной, я водяной, поговорил бы кто со мной…» Так вот, «Марианский инцидент»…

– Я слушаю вас внимательно.

– С чего началось… Итак, мой закадычный друг и дальний родственник по отцу лейтенант Александр Прозоров служил тогда на пограничном катере и патрулировал окрестности Камчатки. Его туда сослали за разнообразные безобразия… Да, именно так: разнообразные безобразия. Отдали в распоряжение кавторанга Орловского, про которого знали: у него даже крысы, что прорываются иногда на склады, маршируют повзводно, коробочкой, и носок тянут.