Русский Бог (СИ)

          Эфиоп пытается поцеловать её, открывает грудь. Прикасается к плечам. Как гадко! Ему удовольствие, а ей в боли рожать детей или брать на душу грех, идя к повитухе. Нет, только не это и не сейчас.

- Голова болит! Я перейду на другую постель, В детскую.

          Пошатываясь , держась за голову, Натали ушла. Эфиоп остался один с исписанным, никому ненужным листком стихов в белой ладони.

-« Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!

 В день уныния смирись:

День веселья, верь, настанет…

     Сердце в будущем живёт,

     Настоящее уныло:

     Всё мгновенно, всё пройдёт;

     Что пройдёт, то будет мило», -

Глубокий бархатистый женский голос прочитал из-за спины Пушкина. В другой двери проходной спальни высокая, стройная, как кипарис, в сорочке жёлтого шифона до пола, с разбросанными по покатым плечам чёрными соляными кудрями стояла Екатерина. Её огромные глаза увлажнились; ночь, газовый фонарь за окном, высвечивающий аптечную вывеску, отражались в  широких зрачках. Пушкин, развернувшись, он был в чёрных панталонах и белой варёного шёлка сорочке с жабо, подошёл к средней  сестре Гончаровых, тронул её холодные мокрые кисти.

- « Давайте пить и веселиться!» - грустно улыбнулся Пушкин.

          Взявшись за руки, пристально глядя в тёмные глаза друг-друга, они прошли мимо полыхавших дров печи, сели на постель, ещё хранившую тепло и запах Натали.

- Моя сестра не любит тебя. Она недостойна, недостойна, недостойна тебя, - горячо говорила Екатерина, осыпая щёки, шею и грудь поэта мелкими страстными поцелуями. – Тебе нужна другая женщина, которая понимала бы тебя, любила бы тебя, была горяча с тобой, у которой не было бы дел, отличных от твоих. Натали холодна и бездушна. Кокетка, гадкая кокетка, кокетка, кокетка!

          Пушкин отвечал на поцелуи механически, монотонно, без любви. Его толстые африканские губы ощущали нежный пушок щёк Екатерины, росу её губ, мягкий ворс ресниц и бровей, стремительный пульсирующий темперамент дрожащего нервного молодого тела, но её судьба, её трагедия были далеки ему, ему казалось, что она любит его, грешит и совращает во имя своего чувство к нему. Но сидя с ним, воображении она влеклась к другому, долговязый, нескладный, узкий в талии и широкий в плечах барон Дантес с пронзительным взглядом светлых глаз, видавшим переделки лицом, галантными манерами Версаля, танцевавший с ней на балу, как живой, стоял в её уме. Возможно и он возник лишь как один из идеалов, пополнив ряд предыдущих увлечений, среди которых преобладали военные: поручики, корнеты, два майора, один капитан, три акцизных чиновника, степной помещик, и даже купец первой гильдии. Список начинался с двенадцати лет с соседского ровесника на рождественской елке. Она умела любить. Она могла быть желанной.  Из неё получилась бы великолепная любящая мать и домовитая хозяйка. Муж потрясался бы от её аккуратности, чистоты и порядка, гости хвалили бы её обеды, безупречность её имени не породила бы и злого намёка, воспитание и одежда детей могли бы служить примером. По воле судьбы ответное любящее сердце не находилось. Много ходило охотников до её крепкого белого тела, до её жарких поцелуев и ласковых ладоней, но никто не искал непрочной, способной на великую любовь души. Годы уходили, как речной песок сквозь пальцев. Устала она рвать раннюю седину. Морщинки на лбу. У глаз и у рта. Трудно замазать кремами. Мать совершила роковую ошибку. Не выдав замуж двух  старших сестёр, отдала бедному поэту самую свежую и красивую младшую.  Годами копившуюся для другого любовь, заботу и нежность, сломавшаяся от ожидания, не нашедшая счастья Екатерина отдала мужу сестрицы.

- Я женился за тридцать. В тридцать лет люди обыкновенно женятся. Я поступил, как люди. Я женился без упоения, без ребяческого очарования. Уже тогда будущность представлялась мне не в розах, но в строгой наготе своей.  Горести не удивляют меня, они входят в домашние расчёты. Всякая радость мне неожиданность, - говорил Пушкин, машинально, холодно целуя Екатерину.

- Твоя жена, Натали, недостойна тебя, - повторяла Екатерина. – современники не вспомнят о ней ничего, кроме того, что она была красива и танцевала на балах. Я постоянно слышу, как она предпочитает говорить с тобой не о творчестве, а сколько денег на наряды ей принесут те или иные твои стихи. Моя сестра Натали так чужда твоих умственных интересов, что даже путает названия книг, которые ты написал.  А как мы смеялись с Александрой. Когда ты, прося прислать Гизо, объяснял в письме: « Четыре синих книги на длинных моих полках». Натали различает книги лишь на вес и объём.

       Дрожало пламя свечей в подсвечнике. Трещали дрова в печи. У аптеки горел фонарь. Екатерина горячо целовала Александра.

- Я горько ошибся. Я думал, довольно красоты. Я выбирал для себя, не думая, каким я буду для другого человека и каков он есть сам по себе.

- Мужчина счастлив, когда женщина как воск. Но сестра Натали не желает быть воском.

- Натали способна лишь к низшему чувству. Она ценит лишь обожание своей красоты. Она чересчур любит ушами и будет с каждым, кто полнее набьёт речь комплиментами.