нации мы видим и сегодня» Сталин сформировал новую советскую нацию так же, как до него Петр I создал «петровскую Россию». ..Это были люди, пережившие глубочайшую психологическую, политическую, социальную травму, которая, конечно, никуда не ушла до сих пор. Механизмы страха продолжают воспроизводиться из поколения в поколение. Те же травмы, раны и фобии мы видим в нынешней постсоветской – или, как Ельцин ее называл, «российской» – нации, которая продолжает существовать в рамках все той же, созданной Сталиным советской парадигмы. Из этой травмы вышли и паранойя, и ресентимент, и смесь комплекса неполноценности с комплексом превосходства, и завистливое антизападниочество, и постоянная бравада. Но из-за несоответствия между образом собственного величия, который постоянно продуцируется властью, и повседневной реальностью, с которой сталкивается любой человек в России, у многих постоянно возникает когнитивный диссонанс. ... Единственным субъектом легитимации власти в сегодняшнем мире является нация, возвышенно называемая «Народом». Она главный держатель условного «контрольного пакета» государства. Если вы посмотрите на сегодняшнюю российскую политику, она вся связана с борьбой за определение нации. Любая власть в XX-м и особенно XXI веке понимает, что ее легитимность полностью зависит от нации, и она не может оставить этот процесс без контроля. Власть начинает сама формировать субъект своей легитимации – такую нацию, которая может эту власть легитимировать. Этой борьбой обусловлены и поправки к Конституции, и последняя статья Путина об истории [Второй мировой войны]. ...В своей основе природа режима, сформированного Сталиным, сохранилась. И Путин, несомненно, продолжатель этого режима и этой нации, а не создатель чего-то нового. Могу предложить неожиданное сравнение. Если Петр I выступил «отцом» петровской нации, а Сталин – советской, то Путин выполняет по отношению к Сталину ту же функцию, какую по отношению к Петру выполняла Екатерина II. Как известно, Петр прорубил «окно в Европу», но я бы сказал, что он прорубил дыру, а окном ее все-таки сделала Екатерина, установив в нем раму и обустроив. Путин пытается модернизировать созданную Сталиным советскую нацию и ее институты. Именно поэтому в его действиях так много дежавю ...Сталинизм стал естественным продолжением Русской Революции. А Русская Революция, хотим мы этого или нет, это гражданская война. Только сталинизм – это гражданская война, отлитая в государственных институтах. Россия прожила полвека – с 1905-го по 1956 год – в состоянии гражданской войны. Посмотрите на ход событий: первая революция, реакция, столыпинские реформы, Первая мировая война, гражданская война, нэповская передышка, коллективизация, индустриализация, культурная революция, Большой террор, Великая Отечественная война, послевоенные кампании по борьбе с космополитизмом, холодная война... Cтрана находилась в перманентном состоянии войны, которая в разное время принимала разные формы. ГУЛАГ – это тот же феномен войны со своим народом. ... Проблема не в том, что Путин хочет вернуть сталинизм или люди хотят сталинизм. Путин хотел бы управлять, как Сталин, а жить – как Абрамович. И не только он – любой политик хотел бы так. Но не получается. ... на самом деле людям нравится только эпоха позднего сталинизма – первое послевоенное десятилетие. Люди тогда жили в стране, победившей в мировой войне. Именно тогда возникло сознание собственного величия, которого еще не было в 1939 году. Оно выросло на руинах нацизма вместе с идеализированным сталинизмом. Это был очень важный период, хотя на него мало обращали внимание. С одной стороны, он заслонен войной, с другой – «оттепелью». В это десятилетие как будто бы ничего не происходило. Но я все время об этом говорю и пишу: самое важное в истории случается тогда, когда, на первый взгляд, ничего не происходит, потому что главные изменения проистекают у людей в головах. В отсутствие внешней турбулентности жизнь «устаканивается», наступает рутина, формируется осадок, который потом очень трудно изменить. Часто говорят, что Россия никак не может преодолеть свою ментальную матрицу или выйти из колеи. Так вот именно тогда, в самую острую фазу холодной войны, и сформировалась ментальная матрица советской нации, которую мы видим и сегодня. И в ней как раз присутствует и образ злого Запада, и образ Америки, которую ненавидят и которой одновременно завидуют. На ее формирование, конечно, работал огромный аппарат пропаганды, литературы, искусства. Это был целый оркестр. Приведу, наверное, самый очевидный пример, связанный с внешнеполитическими акциями, через которых Россия самоутверждается. Хотя этот процесс шел постоянно, но начиная с Мюнхенской речи Путина [2007 года] мы видим явное формирование образа внешнего врага и автаркической модели. После украинских событий 2014 года эта траектория стала очевидной. Когда я работал над «Поздним сталинизмом», я читал тексты самого Сталина, статьи из официальных СМИ, изучал риторику той эпохи, отраженную в огромном количестве стихов, романов, пьес, визуализированную в фильмах. И все это время у меня в голове возникал параллельный ряд между кусками из текстов Сталина и Путина. И это особенно видно на примере последней статьи Путина о войне. Спор о том, чей нарратив о Второй мировой является истинным, который ведет Путин, ведь не вчера возник. Он начался сразу же после окончания войны, и Сталин активно в нем участвовал. Если сравнить статью Путина со сталинскими текстами, то можно увидеть, что это не только защита одних и тех же идей, это та же риторика, те же фигуры умолчания, подтасовки, тропы, метафоры, те же самые сарказмы в адрес противника. Сталинские нарративы восстанавливаются в текстах Путина. Путин понимает свою политическую и историческую функцию как миссию человека, пришедшего к власти, чтобы укротить революцию, которая – как он ее понимает – опасна для российской государственности. Со Сталиным произошло то же самое. Он пришел к власти в совершенно развалившейся стране, которую надо было экономически модернизировать, которой предстояло выстоять в будущей войне и которую для этого нужно было чем-то сплотить. Похожие задачи стояли перед Путиным с той разницей, что Сталин модернизировал страну, ломая ее через колено. Путин этого не делает – от просто имитирует модернизацию. Или имитирует сталинизм. Сегодня многие говорят, мол, «у нас на дворе уже 37-й год». Нет. Путин имитирует 37-й год. Как политик, выучившийся в школе КГБ, он хорошо работает с иллюзиями. В этом смысле очень символичен сложившийся при нем ассамбляж государственных символов: советский гимн с новым текстом, российский триколор, царские орлы на кремлевских башнях, под которыми стоит мавзолей Ленина. Такой вот постмодернистский монтаж. Путину на самом деле абсолютно наплевать на весь идеологический мусор, который лежит под ногами. Он великий имитатор и политический оппортунист. Ленин? Пусть лежит себе в мавзолее. Пусть висят орлы на башнях. Кроме того, Путин неплохой психолог и он понимает, что пришел к власти в стране, где люди устали от турбулентности эпох Горбачева и Ельцина. После 15 лет турбулентности с чем он приходит? И он начинает эту стабильность вливать в страну в огромных дозах. А что такое стабильность для советского человека? Это советская эпоха. Это когда килограмм масла в 1959-м и 1979 году стоил одинаково. Стабилизация вернула страну в советскую парадигму. И Путин вынужден использовать советскую парадигму, чтобы осуществлять политический процесс. А что значит советское? Это как в старой шутке де Кюстина: «поскреби любого русского, и найдешь татарина». Поскреби советское, и найдешь Сталина. Советское – это и есть сталинизм. Просто если в сталинское время из него сочилась кровь, то после 1956 года эти раны зажили, и он покрылся патиной. Поэтому возвращение к советской парадигме вернуло сталинизм, и он продолжает воспроизводиться на уровне ментальных клише и механизмов мышления. Путину даже не надо ничего делать – достаточно апеллировать к этой парадигме, и она тянет за собой целый хвост архетипов, воссоздающих знакомую картину мира.