В послевоенные годы советская школа изменилась во многих отношениях и по многим причинам. Среднее и даже высшее образование утратило характер исключительности Колоссально возросло число школ. Окончание школы перестало быть гарантией поступления в институт. Выросло число учителей и изменился тип учителя. Профессия учителя перестала быть такой уважаемой, как до войны, и утратила обаяние. В учителя пошли самые посредственные выпускники школ. Вырос образовательный уровень общества и семей. Изменилось положение в семьях. Дети через семьи стали получать многое такое, что раньше давала лишь школа. Колоссально выросли возможности удовлетворять культурные потребности вне школы. Исчезли идеологические иллюзии. Резче обозначились социальные контрасты. Социальные отношения охватили и школу. Дифференцировалась система образования. Усилились социальные различия учебных заведений и различие в уровне подготовки. Очевиднее стало и усилилось расхождение привилегированных и непривилегированных учебных заведений. Исчез романтизм и появился практицизм в детской и юношеской среде. Изменился тип ученика. Изменилось отношение к школе. Школа перестала играть роль светлого храма и роль двери в прекрасное будущее общество всеобщего благополучия. Свою долю в этот процесс добавило влияние Запада, которое, несколько улучшив практическую эффективность образования, способствовало ослаблению и деградации всех положительных качеств советской системы образования. Начавшийся в хрущевские годы кризис системы образования еще более углубился к концу брежневского периода и достиг апогея в горбачевские годы.
УХОД В ЛОГИКУ
По личному указанию Сталина, как об этом сообщили нам, ввели преподавание логики в средней школе и в некоторых высших гуманитарных учебных заведениях. Для меня это нелепое сталинское "новаторство" явилось благом. Уже на первом году обучения в университете стало ясно, что историческим материализмом и "научным коммунизмом" занимаются самые глупые и бездарные преподаватели, сгуденты и аспиранты. Интеллектуальный уровень диалектического материализма тоже оказался невысоким. Философия естествознания, история философии и психология меня мало интересовали. Так что с третьего курса я стал заниматься логикой с намерением специализироваться в этом направлении. Тем более логика считалась беспартийной наукой, что соответствовало моей беспартийности и аполитичности. Даже в самой примитивной форме логика была сродни математике, и я увлекся ею.
В 1948 году на факультете состоялась дискуссия по вопросу о соотношении формальной и диалектической логики. Выражение "диалектическая логика" несколько раз встречается в работах Энгельса и Ленина. В условиях общего оживления в стране нашлись энтузиасты, которые решили проявить творческое новаторство за счет этих слов. Это было тоже характерно для советской философии тех лет - творить в рамках цитат из классиков марксизма.
Я, хотя и был лишь студентом, чувствовал себя уже начитанным в логике и принял участие в дискуссии. Я высказал точку зрения, которую не приняли ни "консерваторы", ни "новаторы". Я всегда стремился идти своим путем. "Дело обстоит не так, - говорил я, - будто где-то лежит некая готовая диалектическая логика, и нам остается лишь заметить ее и признать. Такой науки нет, и выражение "диалектическая логика" является многомысленным. Надо на проблему взглянуть иначе, а именно так. Никто не сомневается в том, что есть диалектический способ мышления, диалектический подход к проблемам. Этот подход реализуется в каких-то формах, приемах. Само собой разумеется, что при этом используются логические формы, описываемые в формальной логике. Но используются и другие средства, позволяющие нам ориентироваться в сложной, изменчивой и противоречивой (в диалектическом смысле) реальности. Вот эти средства, которыми практически оперирует диалектически мыслящий человек, и надо сделать предметом внимания логики. А назовем мы такую науку особой диалектической логикой или сделаем ее частью логики формальной, роли не играет".