Прощаться со Сталиным я не пошел. И в Мавзолей, куда на короткое время поместили труп Сталина, я не пошел принципиально. Большинство моих знакомых переживали смерть Сталина как искреннее горе. Мой тогдашний друг Э. Ильенков рыдал, возлагал надежды на Мао. При этом он готовился разоблачить вместе со всеми сталинскую вульгаризацию марксизма. Его реакция была характерной. Со Сталиным сжились настолько, что он стал не только символом эпохи, но и частью личной жизни. Все чувствовали, что эта эпоха окончилась. И горевали поэтому. Все чувствовали, что эта эпоха навечно ушла в прошлое. И радовались этому.
Моя мать вырезала из газеты фотографию Сталина и вложила ее в Евангелие. Я спросил ее, зачем она это сделала. Ведь Сталин был злодей! Она ответила, что Сталин взял на свою душу грехи всех других, что теперь его все будут ругать и что кто-то должен за него помолиться. И вообще нельзя знать, чего больше вышло из его дел - добра или зла. И неизвестно, что сделал бы на его месте другой.
IX. ЮНОСТЬ КОММУНИЗМА
МОЙ АНТИСТАЛИНИЗМ
Мой антисталинизм возник как реакция на тяжелые условия жизни окружавших меня людей. Все зло жизни я персонифицировал в личности Сталина. Это обычное с психологической точки зрения явление. Необычным тут было то, что самый страшный и самый могущественный человек в стране стал предметом ненависти для мальчика, жившего на самом дне общества. К семнадцати годам моя ненависть лично к Сталину достигла апогея. Я готов был ценой жизни убить его. Одновременно я начал подозревать, что причины зол коренятся не столько лично в Сталине, сколько в самом социальном строе. Во время странствий по стране в 1939 и 1940 годы мое подозрение переросло в уверенность. Зародилось интеллектуальное любопытство к самому социальному строю страны, желание понять его механизмы, порождающие зло. Но Сталин и его сообщники еще оставались для меня олицетворением советского социального строя. Это продолжалось вплоть до смерти Сталина. Ведя тайную агитацию, я не столько стремился нанести ущерб лично Сталину, сколько уяснить самому себе и разъяснить другим сущность реального коммунизма. К концу сталинского периода я понял, что сталинизм был исторической формой возникновения нового общества, его юностью.
В моей агитационной деятельности сыграло роль и то, что она была опасной. Я чувствовал себя тайным борцом против зла, заговорщиком. Теперь, со смертью Сталина, эта ситуация, казалось, исчерпала себя. Встал вопрос, как дальше жить. Жить так, как жили прочие нормальные люди, т. е. приспосабливаться к обстоятельствам и начинать мелочную борьбу за жизненные блага, я уже не мог. Интуиция подсказывала, что судьба уготовила мне что-то другое, что я должен просто ждать, и ход жизни сам собой подскажет направление дальнейшего пути. В наступившей суматохе надо было прежде всего выбраться из толпы, уйти в сторону и обдумать пережитую эпоху. В 1953 - 1956 годы я выработал свою концепцию сталинской эпохи. Она осталась неизменной для меня на всю жизнь. Она не была связана ни с какой конъюнктурой и не подлежала влиянию времени. Впоследствии я посвятил Сталину, сталинизму и сталинской эпохе много страниц своих книг. К тридцатилетию смерти Сталина написал книгу "Нашей юности полет". Но при этом я лишь записал и предал гласности идеи тех лет.
МОЙ ПОДХОД К ЭПОХЕ