На Коцком ковше охотник с волосами, заплетенными в косу, борется с персонажем, волосы которого повязаны лентой (таково описание тюркского кагана у китайского автора VI в. Сюань-Цзана — кагана сопровождает знать с заплетенными волосами — Фонякова 2010. С. 91 и сл.). Смысл противопоставления заключается в популярном у тюрков и хазар мифологическом мотиве «золотой ветви»: у кагана есть соправитель и соперник из знати, который убивает кагана, если тот состарится и окажется не в состоянии править. Стилистически ковш близок черниговскому ритону и тем, что композиция на ободе разделена пальметтами, выполненными в стиле салтовских поясных бляшек.
К более раннему времени относится сасанидский серебряный ковш из подгорненских курганов (Подонье, VII в.), на котором охотничьи сцены (лучник, стреляющий во льва, борьба спешившегося героя с медведем) разделены мотивами деревьев (с козлом и оленем, объедающим ветви, музейзаповедник Танаиса, рис. 53). Этот мотив был сопоставлен с мотивом двух лучников на черниговском ритоне: волосы одного из них заплетены в косу. Соответственно сам черниговский мотив стрельбы из лука трактуется не просто как охотничья сцена, а как состязание в стрельбе (Петрухин 1995. С. 170–194). «Простоволосый» лучник очевидно терпит поражение: стрела направлена ему в затылок. Здесь возможно усматривать мотив поражения собственным оружием («от стрел», известный по договору руси с греками 944 г. — ПВЛ. С. 24), но в изобразительном отношении существенно, что у этого лучника короткие волосы: он был лишен длинных волос — атрибута власти. Один из предводителей тюркских племен (жуаньжуаней), еще в V в. провозгласивших себя каганом, пал в борьбе с соперником — то тот отрезал у него волосы и оправил их начальнику союзного китайского отряда. Впрочем, сын и наследник кагана совершил карательный поход против врага и сделал из его черепа чашу (Кляшторный 2010. С. 155–156; это напоминает судьбу князя Святослава, носившего оселедец — прядь на бритом черепе).
Близкий сцене на ритоне изобразительный мотив охоты двух лучников на горного козла известен на петроглифах средневекового (тюркского) времени Жалтырак-Таша: включенный в композицию солярный знак указывает на небесную сферу, прически стрелков различаются (рис. 54). Но композиция в целом отличается от приведенных сцен на сосудах: охотники стреляют в одну, а не в разные стороны. Вместе с тем мотив состязания — стрельбы известен искусству евразийской степи еще в скифскую эпоху (лучники из Куль-Обы; рис. 55) и имеет параллели в искусстве Ахеменидов (цилиндр из Национальной Библиотеки, Париж), равно как и мотив двух центральных персонажей, различающихся прическами (пектораль из Толстой могилы с двумя скифами, волосы одного из них заплетены в косы). Ближайшая параллель — мотивы хазарских поясных бляшек из погребения в бассейне реки Ингул: на пряжке (в центре) изображен бородатый старец с распущенными волосами, удерживаемыми повязкой; на бляшках — молодцы с волосами, собранными в пучок на затылке (рис. 56; Бокий, Плетнева 1988).
На приведенной выше оковке из Гринева (рис. 42) персонажи — «простоволосый» и с косой — объединены не мотивом борьбы, а мотивом объятий — «священного брака». Показательно, что на ахеменидском цилиндре, несущем сюжет поединка «скифских» лучников, переходящего в рукопашный бой, центр композиции отмечен крылатым существом, которое обычно интерпретируется как символ фарна — царской харизмы. Значит, мотив поединка передает победу священного царя, вонзающего меч в своего врага.