Попытки соотнести зооантропоморфные образы фибул с персонажами славянской мифологии (Б. А. Рыбаков, В. М. Василенко и др.) даже с универсальными образами вроде «великой богини», «фланкируемой» представителями животного мира, малоосновательны. Сходные симметрические композиции в русской вышивке XIX–XX вв. относятся к широко распространенным у разных народов мотивам парных коней или птиц у «мирового дерева» (терема или у сходного осевого антропоморфного символа) и не могут возводиться напрямую к «языческой» архаике (использоваться для реконструкции языческих «храмов» и т. п. — ср.: Laszlo 1971. С. 134–138; Рыбаков 1981).
Убедительны предположения о принадлежности драгоценных уборов, обнаруженных в «кладах», славянской племенной «элите» (находки этих вещей в контексте погребального обряда единичны). Сформировавшаяся в этот период мода включала разнообразные импульсы, синтезирующие византийское, германское, кочевническое влияние: византийские серьги, фибулы германского (гото-гепидского) происхождения, поясные наборы, характерные для византийцев (мода на «геральдические» пояса сформировалась на Дунае в VI–VII вв., в том числе у авар) и развитые у кочевников, характеризуют эту евразийскую традицию, воспринятую праславянами и свойственную синкретической предгосударственной культуре «варварского общества» в целом.
Собственно славянская традиция воздействовала на культуру лесной полосы. Так, пальчатые фибулы распространялись по традиционным речным коммуникациям до балтского Верхнего Поднепровья и до освоенного теми же балтами бассейна Оки и собственно Прибалтики (см. о возможных путях этнокультурного взаимодействия носителей пальчатых фибул — в главе 1 § 2, а также Curta 2009; об «интернационализации моды» — Эпоха Меровингов. С. 119, 130–131). Считается, что в Приднепровье традиции киевской культуры унаследовала так называемая колочинская культура; в ее ареале известны комплексы, сходные с пеньковскими (в том числе так называемый Гапоновский клад VII в. с парными пальчатыми фибулами, бронзовыми гривнами, с утолщенными и орнаментированными насечками концами; височные кольца со спиральными концами, трапециевидными пластинчатыми привесками, поясными наборами и т. п. — Гавритухин, Обломский 1996). Некоторые элементы убора (помимо лунниц), в частности — пластинчатые головные венчики иногда со спиральными завитками на концах, тисненым или гравированным узором (известны в Мартыновском, Гапоновском и других кладах) доживают до древнерусского времени (к их основе — берестяной, кожаной или матерчатой — могли привешиваться височные кольца).
В ранних древнерусских кладах известны и шейные гривны — серебряные и бронзовые, гладкодротовые и фасетированные с петлевидным замком, литые браслеты с расширяющимися концами. Ситуация в Среднем Поднепровье (как и в лесной полосе Восточной Европы) меняется в конце VII — первой половине VIII вв., по-видимому, в связи с началом экспансии хазар, что вынудило местное население скрывать свои сокровища в кладах. Состав кладов первой половины VIII в. изменяется: в них нет предметов мужского убора — поясных наборов оружия, женских венчиков и височных колец, появляются характерные серьги со звездовидной или полой привеской. Сохраняется общая схема построения женского убора: серьги и височные кольца по сторонам лица, нагрудные украшения — гривны, бусы, металлические ожерелья, фибулы, наборы браслетов (Рябцева 2005).
Комплекс украшений роменской культуры формировался под влиянием салтовской культуры Хазарского каганата, в меньшей мере — финно-угорских и балтских древностей, а также традиционных византийских дунайских (в том числе позднеаварских и моравских) образцов. Известны литые серьги салтовского типа и «шумящие» финно-угорские привески; ювелирные украшения, изготовленные при помощи сложных технологий (вещи с зернью и др.), считаются византийским импортом. Характерные для ромен-ской культуры и позднейшей «радимичской» семи- или пятилучевые литые псевдозерненые височные кольца также восходят к византийским серьгам, украшенным зернеными «лучами» (предполагают также иранский прототип при византийском посредстве).