Как известно, поздней весной этого года произошло первое столкновение русских полков с татарским войском. Отозвавшись на половецкий «поклон» и «дары многы», князья решили помочь разгромленным татарами половцам — своим союзникам. Мотивировав это следующим образом: «Луче бы ны есть приять я (татар. —
Вот и под 1223 г. летописец сообщает: «…Тогда оуведавше Татарове, что идуть князи Русстии противу им и прислаша послы к князем Русскымъ: "се слышимъ оже противу намъ идете послушаете Половець, а мы вашеи земли не заяхомъ, ни городовъ ваших, ни сел, ни на вас приидохомъ, но придохомъ Богомъ попущени на холопи наши, и на конюси свои, на поганыя Половци, а возмите с нами миръ, а намъ с вами рати нету, оже бежать к вамъ Половци и вы беите оттоле, а товар емлите себе, занеже слышахом яко и вамъ многа зла творят, того же ради мы их отселе бьем"».[477]
Было ли это монгольское посольство «лживым», а послы (которых, по одной из летописей, было «10 мужь»[478]) только лишь разведчиками, целью которых был сбор данных, а также дезинформация противной стороны?[479]
Л.Н. Гумилев оспаривает такого рода суждения: «…Нет никаких оснований считать мирные предложения монголов дипломатическим трюком…Монголы искренне хотели мира с русскими…».[480] Исходя из этих же посылок, ситуацию конкретизирует Ш.Б. Чимитдоржиев: посольство «преследовало цель добиться отказа русских от помощи половцам».[481]
Действительно, никаких подтверждений иных намерений татар, кроме мирных, летописный текст не дает. Татары предлагают заключить договор, статьи которого, вероятно, устно переданные послами князьям,[482] четко зафиксировал древнерусский летописец, возможно, свидетель этих переговоров. Подчеркнем и тот факт, что речь идет в основном, так сказать, о разделе «сфер влияния», причем татары считают своей землей лишь половецкую территорию — своих «холопов» и «конюсев».[483] В ложности этих слов не усомнился и сам летописатель, в противном случае он, конечно же, не преминул бы разразиться гневной и, естественно, справедливой филиппикой против «кровопийцев»-«сыроядцев».
Однако русские князья отреагировали на татарские предложения исходя из союзнических обязательств перед половцами. Не в меньшей степени (а, может быть, и в большей) над ними довлело сообщенное половцами известие о несоблюдении татарами обещания, данного ими чуть ранее половцам. Как бы то ни было русские князья татарам не поверили. «Князи же Русстии того не послушаша и послы Татарскыя избиша, а сами поидоша противу имъ…».[484] «Подлым преступлением, гостеубийством, предательством доверившегося» назвал этот поступок Л.Н. Гумилев.[485] Такие поступки, по его утверждению, не характерны для противоположной — пострадавшей в данном случае — стороны. «Надо сказать, — завершает он свою мысль, — что закон о неприкосновенности послов монголы выполняли… последовательно».[486]
Ученый, думается, здесь несколько идеализирует (исходя из обычая гостеприимства) отношение монголов к послам. Если и было некое «трепетное» восприятие этой «профессии» кочевниками, то касалось оно лишь своих «дипломатов». С послами других народов татары нередко обращались бесцеремонно и даже безжалостно. Особенно в тех случаях, когда уже существовала конкретная направленность на войну. Так они поступили незадолго до этого, к примеру, с послами Ширваншаха.[487]
Русские же князья действовали сообразно обычаям того жестокого времени. «В те времена» «понятия дипломатической неприкосновенности не существовало во всем мире. Если посол передавал неприемлемое предложение, его убивали». Это тоже слова Л.Н. Гумилева.[488] Факты свидетельствуют, что он в своих апологетических — относительно монголов — размышлениях не совсем последователен и верен. Они тоже подчинялись существующим правилам и могли уничтожить посланцев других, но они не прощали убийства своих послов. Этому есть свое объяснение. В монгольском обществе к послам относились как к «представителям рода и племени, почему особа посла считалась "священной"», — писал Б.Я. Владимирцов.[489] Таким образом, русские князья посягнули не просто на индивидуумов-послов или на непосредственно пославших их вождей, а на весь монгольский «род» — этнос. Кровная обида была нанесена всему многочисленному монгольскому народу.