Однако первоначальное столкновение случилось на Рязанской земле в конце 1237 г. Эта вторая встреча лицом к лицу татар и русских будет во многом схожей с предыдущей, но во многом и отличной. Прежде всего в том, что большое татарское войско, под предводительством Бату-хана, останавливается не вдали от русских земель, как в 1223 г., а «близ Резанскиа земли». На этот раз и намерения степняков были иными. Иным было и их посольство, иными были их цели.
События под Рязанью 1237 г. отражены во многих русских летописях и других источниках.[498] Традиционно — с Н.М. Карамзина — в основе рассказа о разорении Рязани Батыем лежат сообщения Новгородской I летописи и Повести о разорении Рязани Батыем.[499] «Такой выбор не трудно понять, — пишет исследовавший рязанское летописание А.Г. Кузьмин, — если учесть, что Новгородская I летопись (старшего извода) является древнейшей из дошедших летописей, а повесть наиболее полно и ярко рассказывает об этом событии. Но рассказ Новгородской I летописи весьма существенно отличается от изложения Повести. Поэтому соединение их в исследованиях порождает противоречия и неясности, а реальные события и лица стушевываются на фоне известий, достоверность которых сомнительна».[500]
Привлекая детали сообщений об этих событиях различных летописей, А.Г. Кузьмин приходит к выводу о существовании единой первоначальной текстовой основы, которую он определяет как «особое Сказание о разорении Рязани Батыем». Это сказание отличается достоверностью, так как, по мнению исследователей, оно представляло собой рассказ непосредственного свидетеля событий.[501]
К Сказанию восходит и такой, считавшийся иными учеными «малоисторичным», источник, как Повесть о разорении Рязани Батыем. А.Г. Кузьмин убедительно доказывает его репрезентативность. Более того, отмечает он, «вполне вероятно, что в основу Повести положен относительно более исправный и полный текст Сказания, нежели известный по летописям». Наряду с этим Повесть «содержит много данных, отражающих легенды и взгляды уже конца XV — начала XVI вв.».[502]
Выводы А.Г. Кузьмина позволяют использовать для реконструкции рязанских событий декабря 1237 г. как летописные, так и внелетописные источники в относительно полном объеме, что, безусловно, дает возможность более адекватного их объяснения.
Итак, «в лето 6746… придоша иноплеменьници, глаголемии Татарове, на землю Рязаньскую, множьство бещисла, акы прузи; и первое пришедше и сташе о Нузле, и взяша ю, и сташа станом ту. И оттоле послаша послы своя, жену чародеицю и два мужа с нею, къ князем рязаньскыми просяче у нихъ десятины во всемь: и в людехъ, и въ князехъ, и въ конихъ, во всяком десятое. Князи же Рязаньстии Гюрги, Инъгворовъ братъ, Олегъ, Романъ Инъгорович, и Муромьскы и Проньскыи, не въпустячи къ градомъ, выехаша противу имъ на Воронажь. И рекоша имъ князи: "олна насъ всехъ не будеть, тоже все то ваше будеть"».[503]
С некоторыми существенными изменениями приведен этот фрагмент в Московском своде XV в. Став «на Онузе», «оттоле послаша послы своя, жену чародеицу и два мужа с нею, ко князем Резаньским, просяще у них десятины во всем, во князех и в людех и в конех, десятое в белых, десятое в вороных, десятое в бурых, десятое в рыжих, десятое в пегих».[504] Как видим, здесь «развит» начальный эпизод.
В то же время Повесть о разорении Рязани Батыем более пространно останавливается на описании деятельности рязанских князей. «Прииде безбожный царь Батый на Русскую землю со множеством вой татарскыми, и ста на реке на Воронеже близ Резанскиа земли. И присла на Резань к великому князю Юрью Ингоревичю Резанскому послы безделны, просяща десятины во всем: во князех и во всяких людех, и во всем. И услыша великий князь Юрьи Ингоревич Резанский приход безбожнаго царя Батыя, и вскоре посла во град Владимер к благоверному к великому князю Георгию Всеволодовичю Владимерскому, прося помощи у него на безбожнаго царя Батыя, или бы сам пошел. Князь великий Георгий Всеволодович Владимеръской сам не пошел и на помощь не послал, хотя о собе сам сотворити брань з Батыем. И услыша великий князь Юрьи Ингоревич Резанский, что несть ему помощи от великаго князя Георьгия Всеволодовича Владимерьскаго, и вскоре посла по братью свою по князя Давида Ингоревича Муромского, и по князя Глеба Ингоревича Коломенского, и по князя Олга Краснаго, и по Всеволода Проньского, и по прочии князи. И начаша совещевати, яко нечистиваго подобает утоляти дары».[505]