На рассвете Кулиш проводил гостя на службу, выведя его к той самой улице и к тому мосточку, откуда начался его путь сюда. Они крепко обнялись, и муж, заглянув в очи воину, молвил, не то утвердительно, не то с вопросом:
– Ты не обидишь мою дочерь, сынок…
Целую седмицу, едва только Божедар возвращался со службы, они не расставались друг с другом, светясь изнутри так, что вокруг распространялось это невидимое нечто, которое и называется счастьем, ладом или любовью. Окрестности Киева и укромные берега Непры, каждая тропинка в лесу и стожок на лугу казались необычайно уютными и добрыми.
– Как лепо ты на словенском теперь речёшь, видать, долго с нашими купцами по странам дальним хаживал? – спросила девица, касаясь тонкой, но сильной дланью, привыкшей к разной работе, золотых волос Божедара.
– Да, любимая, хаживал, только краше тебя нигде не сыскал. – Он нежно поцеловал её ловкие пальцы.
– А поведаешь мне про страны дальние?
– Позже, сегодня я хочу видеть и слышать только тебя, моя Богиня.
Однажды они забрели на берег речушки с тихой заводью, где среди дерев узрели некое строение.
– Это храм Ярилы, – тихо прошептала дева.
Держась за руки, они вошли в простую рубленую хоромину, где пахло травами. Посредине у некоего каменного ложа находился небольшой очаг, а над огнищем сквозь отверстие в шатровой крыше проникал свет.
– Гляжу, не зря вас Ярило сюда привёл, – раздался сзади сильный голос.
Оглянувшись, узрели мужа с длинными волосами, схваченными берестяным очельем, одетого в волховское одеяние и держащего в руке посох из светлого дерева.
– Ярило – это как у нас в Греции когда-то Эрос? – спросил Божедар жреца.
– Не совсем так, – неспешно ответил служитель. – Ярило не просто Бог любви, но Бог созидания, вернее, сила, включающая эту созидающую ипостась Рода. А когда Род нуждается в защите, сия мощь передаётся воину и зовётся «ярой силой», которая делает воина столь сильным и быстрым, что он с голой грудью может идти на врагов, закованных в железо, и легко побеждать их, ускользая от смертельных ударов.
– Мудрёно, отче, – несколько расстроенно отвечал Божедар.
– Отчего ж мудрёно, коли вы с суженой уже с силой божеской через главное – Любовь – соединились, я-то сразу вижу, в ком огонь Ярилы возгорелся.
– Так мы огнём Купальским повенчаны, ещё два лета тому, – зардевшись ланитами, молвила дева.
– Купала священным огнём связал ваши души, – молвил жрец, услышав краткий рассказ о первой встрече молодых на празднике, – с того самого часа разделить вас уже никто не сможет, ни в Яви, ни в Нави.
– Тогда нам, наверное, нужно пройти какой-то ритуал, ну, как это… ага, вспомнил – обряд!
– Непременно, ведь обряд – это не просто символ, это врата перехода. Ведь даже ложась спать, мы уже не проснёмся никогда во вчера, мы просыпаемся в завтра, для новой жизни. В свадебном обряде обозначен такой переход. Более не будет ищущих своей половины юноши и девы, они как бы умрут, но родятся новые муж и жена, цель которых уже не поиск суженого, но зачинание своего Рода, что станет малой частью Рода Единого.
– Да, это действительно важно, а не просто весёлый праздник, – задумчиво ответил Божедар.
Только тут он вспомнил, что, ослеплённый счастьем, до сих пор не сделал любимой подарка. В следующий раз, едва сменившись на службе, они с суженой отправились на торжище в ряды златокузнецов, и там, на полученную за охрану купца оплату и свои сбережения, он купил для Дивооки лучшее из того, что ей понравилось.
Потом был свадебный обряд, о котором там, в лесу, рассказал волхв Ярилы.