Руны Вещего Олега

– Вои есть, но больших сражений давно не было, хазары более как охоронцы стоят, десятину за провоз товаров берут да позволяют своим набеги устроивать, чтоб рабов добыть. А с добрым войском им сражаться давно не приходилось, коли пойдёт туда хотя бы полтьмы твоих дружинников, то вряд ли кто серьёзно им воспротивиться сможет, – рассудительно отвечал бывший пастух, и очи его блеснули.

– Ну и голова у тебя, княже! – восхитился Скоморох. – Визанцы до сих пор помнят наши лодьи у себя в Золотом Роге, а тут мы у них под боком новые лодьи строить начнём, они сразу уразумеют, на чью голову мы сие творим!

– Верно, их изведыватели Царьграду о том мигом донесут, а мы им поможем, – радостно поддержал Мишата. – Добрая мысль!

– Значит, так, братья изведыватели, – решительно молвил Ольг, как бы подводя итог своим раздумьям, – Царьград договор нарушает, опять ему силу нашу показать надобно. А для того морские лодьи нам потребны будут, чтоб воинов сто и более в них вмещалось, а таких в Киеве не построить, через пороги не пройдут. Потому, братья, быть нам в Таврике непременно!

– Придётся тебе, Гроза, снова попасти овец в тех местах, – молвил Мишата, уже обдумывая, как и какими силами изведывателей сие «пастбище» обеспечить.

– Сколько надо пасти буду! – твёрдо отвечал пастух, и его бесстрастный голос чуть дрогнул.

– Только надолго не растягивать, думаю следом за вами Фарлафа с варяжской тьмой отправлять. За лето ведь жилища да верфи со всякими нужными в том деле магазеями построить надо, – заметил князь.

Хазарский купец, надменный и скаредный, долго торговался за небольшой климат с греком, который в умении вести торг не уступал хазарину. Наконец дело сладили и ударили по рукам, сын купца же, стройный и гибкий, принёс деньги из заседельной сумы.

А уже на следующее утро, едва заалело над невысокими холмами солнце, пастух выгнал небольшую отару из старого загона на продажу в Корчев. Седовласого, но ещё крепкого пастуха сопровождал сын купца, дабы получить выручку за овец лично. Гордо сидящий на хорошем коне и одетый в недешёвое платье, молодой хазарин проезжал мимо хазарских постов молча, даже не удостаивая их взглядом. Одетый в рубище пастух и вовсе был для хазарских стражников никем, просто живым придатком к тем самым овцам.

Неожиданное появление в сём сонном, устоявшемся царстве торговли суровых северных воинов варяжской дружины под командой воеводы Фарлафа мгновенно стряхнуло сон с привыкших к поборам и перепродаже отобранного хазарских стражников. Немногие из них осмелились встать на пути грозных варягов и немедля были сметены, как домашние куры хищными ястребами.

Нагнав страха на небольшие хазарские отряды, что сидели вокруг городов и климатов, подчинённых Хазарии, воины Фарлафа заняли часть побережья недалеко от Корчева и принялись ставить жилища да магазеи. Эта же варяжская дружина должна была стать воинами будущих лодий, а пока помогала мастерам, потому как нурманы и варяги – большие мастера лодьи морские делать и водить их по морю.

Когда же надобно было в каком-либо граде с хазарскими или греческими сторожевыми отрядами узнать их силу да замыслы, появлялся молчаливый пастух со своими овцами и гнал их на городское торжище. Очи его были бесстрастны, а ухватки привычны каждому, кто имел дело с животными, и потому вовсе не привлекали внимания оружных людей.

В Хазарию полетели встревоженные донесения о том, что русы взяли часть побережья и строят там большие морские лодьи. Поразмыслили в Итиле хитроумный каган и бек да знатные их купцы с раввинами и решили, что затевать сейчас войну из-за клочка прибрежной скалистой земли с Киевом, который совсем недавно так легко разделался с могущественными ромеями и взял с них великую дань, будет себе дороже.

Подобные же донесения полетели и в столицу Восточной Римской империи, в священный град Константина. Сие сообщение вызвало большую тревогу.

А через два лета в морском заливе Корчева закачались пять сотен новых морских лодий, каждая на сто и более воинов.

Когда доложили о том Ольгу, князь снова собрал верных изведывателей.

– Поручил я боярам, что у нас посольскими делами занимаются, готовить договор, который и мы, и греки клятвой, данной своим богам, подтвердили, но теперь Ивановым письмом на пергаменте писанный, – сообщил Ольг. – Думаю, самое время с ним посольство наше отправлять!

Ещё живые и при власти, но уже смертельно больные императоры Лев Шестой и его брат Александр сразу вспомнили нашествие четырёхлетней давности, когда их жизни и благополучие Империи висели на волоске. Оттого предложение прибывших посланцев Руси подтвердить договор между христианами и русами не только словом, а и написанием на пергаменте вызвало живое одобрение. Договор был составлен на двух языках – русском и греческом. Так что морским лодьям русов не пришлось и покидать Киммерийский Боспор.