На непослушных ногах вошёл Ольг в дорогую ему светёлку. Тяжко опустился на знакомую светлую лаву, застеленную рядном, поставил ларец на резной липовый стол. Рассказ молодых, которые говорили, одинаково «окая», иногда перебивая один другого, он слушал как-то отстранённо, в голове немного шумело.
– Мы сюда попали ночью, хозяйка сидела тут и плела свои кружева. Мы со Светобором убежали из своего селения, оттого что нам пожениться не разрешили. Меня отец хотел за богатого хазарина выдать, а я на него и смотреть не могла! – горячась, рассказывала девица.
– Понял я, что по добру не выйдет, мои родичи тоже супротив были, потому что хазарина боялись, короче, сбежали мы на лошадях, – заговорил юноша со светло-русыми вьющимися волосами, которого девица назвала Светобором. – Этой весной, вскоре после Масленицы. Коней потом на лодку и припасы поменяли и по Десне долго плыли. Потом дождь с ветром начался, шкуру, которой мы накрывались, унесло, пришлось пристать к берегу.
– Идём уже сами не ведаем куда, с пути сбились, застыли крепко, одно в уме, лишь бы до жилья какого добраться, – перебила суженого девица. – А тут глядим – теремок, будто в сказке, и огонёк в окне виднеется. Постелила нам хозяйка на печи своей чудной, потому как после выпечки хлеба печь ещё тёплая была…
Ольг слушал молодых, а сам зрел тот день, когда он заплутал с воинами своими, и как впервые увидел Снежану, даже забыв спросить, как её зовут…
– Рассказали мы ей всё как есть, а она вдруг заплакала, – продолжил рассказ Светобор, – и глядит так, будто боится за нас или что-то своё вспоминает.
– Она нас после, как обсохли и отоспались, у себя оставила и одежду дала, – подхватила девица. – Помогали мы ей, а она нас отчего-то иногда Гордеем и Белокрылицей называла. Прожили мы у неё весну, а в начале лета вдруг она говорит, что уезжает, а сей теремок оставляет нам со всем скарбом.
– Перед ликом Макоши и соседями слово взяла с нас крепкое, что будем мы любить друг дружку всю жизнь и никогда ничего худого не скажем и не сделаем. Выходит, повенчала нас, – восторженно глянул на суженую юноша. – А сама собрала подушки да приспособы разные для вязания кружев и уехала.
– Прялку свою мне оставила, – добавила девица, – ну и всё для подготовки пряжи: все мялки, трепалки, мыкалки. Она умела прясть из всего – из кипрея, репейника, лопухов, лебеды, крапивы, не говоря ужё про лён, меня тоже многому научила…
– Может, соседям сказала, куда едет? – немного придя в себя и превозмогая душевную боль, спросил, тяжко вздохнув, Ольг.
– Того не ведаем, это у них спросить надобно, – ответили молодые, переглянувшись и дружно пожав плечами.
Ольг развернул знакомый кусок грубого полотна, окрашенного мареной, и узрел кружевной плат.
Первое, что обозначилось в сложном переплетении узоров, были гусь с гусыней и гнездо с яйцами. Печальные очи князя скользнули по молодым хозяевам теремка, девица гибким станом устремилась к полкам с глиняными кружками, чтобы напоить гостя, и чрево её обозначилось округлостью. «Добро, знать не пустоцвет девица», – мелькнула теплотой в сознании то ли его мысль, то ли Снежаны. «Плетение дело долгое, мало ли какие мысли за то время в голову приходят, может, что-то и запуталось в кружеве, с нитью Макоши переплетясь…» – всплыли слова, обронённые при их второй встрече. Ольг ещё поглядел на кружевное послание, а потом прошептал:
– Нет, соседи тоже ничего не ведают, спрашивать их нет надобности. – Он бережно завернул последнюю весточку от Снежаны, спрятал её на груди и тяжело встал.
– Боярин, а ларь-то забыл, – окликнула его звонким голосом девица, когда он дошёл до двери.
– Нет, дочка, не забыл, это подарок, который мы со Снежаной вашей Любви посвящаем, Гордей и Белокрылица, – едва заметно, грустно усмехнулся «боярин». – Живите, как вам хозяйка повелела, и знайте, она вас не оставила. Сейчас мои охоронцы ещё поднесут вам кое-что. – Сойдя с крылечка, он обернулся на основательного молодца и прильнувшую к нему сияющую молодицу: – Любви вам, Светобор и Повилика, – молвил нежданный гость и направился к своим охоронцам, что дожидались его на луговине. – Отнесите в дом остальное, – тусклым голосом велел он Руяру.
Сотник сделал знак, и молодой воин, молча взяв приготовленные свёртки с цветными паволоками, понёс их к теремку.
– Откуда сему боярину ведомо, что меня Повиликой зовут? – удивлённо молвила девица, ещё теснее прильнув к мужу. Тот только пожал плечами.
– Непростой сей боярин, любая, и тётка Снежана непростая, вот и всё, что я разумею, – наконец ответил Светобор.
Когда охоронец вернулся, князь взглянул на последнее пристанище своей любви, на соседние стоящие дальше дома и полуземлянки, что-то хотел сказать, но потом раздумал.
– Я у соседей поспрашивал, они не ведают, куда уехала кружевница, – негромко молвил Руяр, – при всех только объявила, что оставляет молодым свой дом, и приказала им жить в любви, всё!
– Тогда поехали к князю Черниговскому, – молвил Ольг, без привычной лёгкости садясь на коня.