Руны Вещего Олега

Участники древлянского похода на Киев возвращались в Искоростень. Только не со славой и богатой добычей, а унылой пешей толпой, сжатой с двух сторон молчаливыми воинами княжеской дружины. Сейчас они, оставшиеся в живых, завидовали тем, кто сложил свои отчаянные головы под Киевом-градом среди огнищанских полей. Ещё немного – и они войдут в свой родной град, и их позор станет общим позором всех древлян. Несколько человек не выдержали предстоящей пытки предстать пленёнными перед соплеменниками и попытались бежать, надеясь, что суровые охоронцы их тут же прикончат, но попытки оказались пустыми. Ольг, знающий людскую натуру не хуже, нежели изведывательское дело, приказал своим воинам беглецов не убивать, но усмирять, вязать руки и вновь возвращать в толпу полонников.

Оборванные, без оружия, щитов и доспехов, с синяками и ссадинами, опустив буйные головы, входили ещё вчера сильные и гордые воины, сотники, темники и тысяцкие в свои родные земли. Кто-то хромал, кто-то прижимал замотанную в разорванную рубаху руку. Энгельштайн и древлянские воеводы, поддавшиеся его уговорам, со связанными руками брели в первых рядах. Посланные вперёд конники уже донесли до городских тиунов и старост ближайших от Искоростеня весей указ князя Ольга собрать народ на торговой площади. Однако когда унылая толпа полонников и охранявших их киевских дружинников оказалась у стен вознёсшегося на скалах града Искоростеня, ворота оказались запертыми.

Посланцы доложили, что древлянского князя в граде нет, значит, с поля сражения под Киевом он бежал не сюда.

– Может, он в Житомель рванул, в Овруч или ещё в какой из древлянских градов? – предположил воевода Бобрец.

– Вряд ли, – возразил молодой волхв Могун, – мы прежде с отцом Хорыгой бывали в сих землях. Тут люд вольный, живут не столь богато, как торговый Киев, но чужих указок не любят. Старинный уклад князья до сих пор блюдут и, как когда-то в остальной Руси, прозвище носят по матери. Воевать не шибко охочи, но коли надо, сражаются отчаянно. Но более всего боятся они позора перед общиной и родом своим. Оттого полонники и кидались на копья и клинки дружины нашей. Потому и князь их не пойдёт искать укрытия в одном из избравших его княжеств, не стерпит позора такого, лепше в Моравию сбежит.

– Отчего же именно в Моравию? – спросил воевода варяжской дружины Фарлаф.

– Оттого что с моравами у древлян давние связи – и торговые, и военные, и жён князья часто берут из их княжеских дочек.

– Моравия почти сплошь христианская ныне, – добавил волхв Велесдар, – а пасторы там римские, вот отчего именно сюда подался из Киева сей Энгельштайн.

– Хм, коль они такие самостоятельные, отчего так легко на уговоры сего пастыря поддались и на Киев пошли? – снова недоумённо спросил Бобрец.

– Так они супротив силы силой отвечать привыкли, а пастор не силой, а лестью да хитростью их обманул, – пояснил Могун.

– Речёшь, горячи, но стыда более всего боятся… Что ж, на том и будем стоять, и силою кичиться особо не станем, – молвил князь Ольг, глядя на закрытые врата града, на отвесные скалы по берегу реки Уж и высокий крепкий частокол из заострённых дубовых стволов, низ которого прочно был обложен глиной и камнями. Сам частокол был возведён на высоком валу, а перед ним был широкий ров с водой.

Искоростеньцы, скрывающиеся за деревянными стенами, хорошо видели своих полонённых собратьев, стоящих с опущенной головой.

– Бобрец, пошли-ка самых спокойных переговорщиков, чтобы передали горожанам: мы пришли с малой дружиной, потому как град их брать не сбираемся. И напомни, что это древлянская дружина пришла к Киеву, чтобы захватить власть в нашем граде. Скажи, что я, князь Новгородский и Киевский, не стал карать их сородичей, а самолично пришёл сюда, дабы все узрели суд праведный под дубом Перуновым, как предки наши вершили.

Трое воинов – два пожилых и один молодой – с копьями, на которых были повязаны белые платы, отправились пешком к граду.

После недолгого разговора открылась малая калитка, вышли несколько древлянских воинов и вынесли лодку. Один сел на вёсла, перевёз переговорщиков через ров, и они скрылись в калитке. Посыльных Ольга долго не было, наконец они появились, за ними трое древлян, одетых по боярскому чину. Шестеро переплыли ров в обратную сторону.

Двое древлян оказались искоростеньскими боярами, а третий князем соседнего града.

– Что же это вы, верховоды древлянские, род свой и пращуров позором покрываете? – спросил сурово Ольг, сверля своим волховским взглядом пришедших. – Я слышал, что древляне вольный народ, а ныне узнал, что вы покорно пошли за чужинским пастором, который веру нашу древнюю не уважает, а нас всех – и полян, и древлян, и прочих – считает варварами. А вы вместе с ним пошли на братьев своих…

– Не все пошли, только искоростеньские, – угрюмо ответил Ольгу князь. – Я за своих житомельских могу руку на отсечение дать, что не ходили на Киев, нам работы дома хватает, жито вон скоро созреет, не до войны нам.

– Да и с Искоростеня не все бояре поддержали сей поход, – буркнул боярин, хмуря брови и пряча свои синие, как лён, глаза.