Читаем Руны Вещего Олега полностью

– Брат мой, ты опытный трапезит, поэтому никто за тобой не следил. Дивооку и её семью мои люди взяли под наблюдение ещё с тех пор, когда они тебя лечили. Я знал, что ты к ней вернёшься. Так что помни об этом, брат Божедар, и пусть Христос укрепит твой дух. Прости, но в этот раз слишком большие ставки в игре, потому неожиданности исключаются. Переночевать сегодня рекомендую у горшечника, а к жене твоей мы гонца пошлём, мол, на службе, просил не беспокоиться, а то жёны, они сердцем чуют.

Более ничего не говоря и не оборачиваясь, атлет твёрдым шагом вышел со двора, боковым взором отметив, как Мутный и ещё один из их бывших учеников прохаживаются вдоль переулка. Воин завернул за угол, дошёл до того места, где овраг близко подходил к заброшенному переулку, и, постояв несколько мгновений в раздумье, направился к жилищу горшечника.

Рано утром Божедар уже сидел во дворе заброшенного дома. Устойчивый появился почти сразу в сопровождении их бывшего ученика Мухи – маленького, вёрткого трапезита, который, очевидно, прибыл в Киев вместе с полнотелым. Они вошли в дом, свежесмазанная дверь не скрипнула. Часть крыши отсутствовала, и в домишке было не так темно, как ожидалось.

– Ты сейчас идёшь на свою службу, мы все будем находиться поблизости, можем через конюшни и прочие хозяйственные постройки проникнуть в терем, там меньше охраны, а самые опытные в тереме, у ворот и во дворе, так? – деловито начал Устойчивый.

– Верно, – кивнул Божедар, – но кроме хозяйственного двора мне понадобятся несколько человек в переулке, куда выходит галерея второго яруса. Сюда же выходят покои князя, но я туда пока не вхож, поэтому мне нужна ваша помощь и обязательно люди в переулке. Они должны по моему сигналу устроить хорошую свару с криками, дракой и опрокинутым возом. Охоронцы во дворе отвлекутся. Вторая часть наших, пользуясь суматохой, просочится в хозяйственный двор, уберёт охорону первого яруса и поднимется по лестнице на второй, там тоже есть охоронец. В это время я смогу влезть на галерею и по ней проникнуть в княжеские покои. Когда сделаем дело, уходить будем опять через хозяйственный двор, я прослежу, чтобы кони там были наготове. Сколько человек сейчас здесь с тобой? – сосредоточенно размышляя, спросил «охоронец».

– Трое на улице, как положено, следят за подходами, – ответил полнотелый.

– Зови, времени у меня мало, а никто из вас не знает расположения внутренних помещений терема, – всё тем же ровным тоном проговорил Божедар.

Устойчивый на мгновение задумался, вспоминая, что вчера Божедар никуда от горшечника не отлучался и к нему никто не приходил, значит, передать никому ничего не мог, а помощь действительно ему не помешает.

– Муха, позови остальных, – кивнул молодому трапезиту полнотелый, с удовлетворением отмечая, что вчерашнее упоминание о Дивооке и её родственниках оказало отрезвляющее действие: его напарник снова собран и сосредоточен. «Всё-таки нельзя трапезиту любить, иначе он уязвим, как краб без панциря».

Беззвучно отворилась дверь, вошли ещё трое.

– Там всё спокойно, – ответил негромко Муха на вопросительный взгляд Устойчивого.

– Вот, держи. – Полнотелый протянул атлету небольшой, красиво изукрашенный кинжал в дорогих ножнах.

– Зачем, у меня достаточно оружия, – молвил княжеский охоронец.

– Такого нет, его лезвие отравлено, достаточно сделать царапину, и человек уходит в Навь, так что будь осторожен, – предупредил полнотелый.

– А где Мутный? – спросил атлет.

– Он следит за княжеским теремом, – ответил Устойчивый. – Говори.

– Ну, за сей кинжал благодарствую, как россы рекут, «дорога ложка к обеду». А помощь нужна такая. Вот, смотрите… – Божедар подошёл к побелённому боку полуразвалившейся печи и, не вынимая вручённого ему кинжала из ножен, стал чертить ими на ровной поверхности очертания княжеского терема.

Трапезиты приблизились, чтобы поглядеть.

– …Вот главный вход, у ворот дежурят трое охоронцев… Здесь, на втором ярусе, открытая галерея, отсюда ближе всего до переулка. Я выйду сюда, кто-то из вас, скажем, ты, Муха, – Божедар обернулся к молодому трапезиту, – и ещё кто-то, должны к обеду стоять здесь. Я выйду на галерею и сделаю вот так…

Мгновенно сорванные с ядовитого клинка ножны полетели в лик Устойчивого, который стоял дальше всех от атлета, а сам клинок живой молнией прошёлся по горлу Мухи и в конце полёта вонзился в бок стоявшего рядом с ним крепкого трапезита. Поднырнув под него, княжеский охоронец вмиг согнулся и легко, как мешок зерна, бросил стонущего раненого на Устойчивого, который уже извлёк свой нож, но был сбит с ног брошенным на него телом. Божедар тут же схватился с двумя оставшимися трапезитами, работая двумя клинками – отравленным и своим кинжалом, и вскоре уложил их одного за другим. Сражался он неимоверно быстро и легко, даже с каким-то подъёмом, словно в жилах его текла та божественная сурья, которой поил его отец Дивооки, или ярая сила, о которой рассказывал волхв перед свадьбой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза