Руны на шевронах

В кадетской парадке, с рунами «держать» и «знамя» на шевронах, дружной стайкой мы прошли на трамвай. Старательно козыряли встречным военным. С трамвая пересели на метро, ответственно предъявляли военным патрулям предписание на кратковременный отпуск.

В центр города ехал один. Снова обрадованные лица Миланьи и Авдея с Мухаммедом. И грустная Катя — она обо всём догадывается. Всё равно я должен с ними объясниться.

Миланья всплеснула ладонями и горестно заявила, что это было бы слишком даже для моего папы. Авдей и Мухаммед пристально посмотрели на меня и даже плечами не пожали — для них ничего особенного. Катя поджала губы, словно я во всём виноват.

На ночь она ушла в другую спальню, я опять медитировал. Утром традиционно Авдей и Мухаммед не советовали мне завтракать до дела. Опять я шёл за ними через лес к камню и думал о противнике.

Им оказался благообразный, но спортивный господин под сорок лет. И секундант его такой же. А мой секундант, Григорий Васильевич дал нам новую пару револьверов. Мы поклонились Перуну и разошлись в стороны.

По сигналу я сосредоточился на противнике, хотел увидеть момент иллюзии. Но он просто сорвался с места и бежал ко мне, что было сил, поднимая пистолет. А я не мог заставить себя сделать шаг, поднять руку — меня парализовало ужасом!

В последние мгновенья я решил с собой не бороться и расслабленно упал на бок.

— Бабах! — стреляет враг с десяти шагов.

Его пуля обожгла мне ухо. Он успевает сделать ещё шаг и опускает руку с пистолетом. Я падаю и стреляю от бедра:

— Бах! — он валится на спину с аккуратной дыркой во лбу.

Я поднимаюсь, отряхиваюсь. Сам подхожу к Авдею и говорю:

— Дай нож.

После дела ректор сказал, чтобы в другой раз я прихватил пять тысяч, а то из-за меня у него уже дуэльные пистолеты заканчиваются. Я серьёзно пообещал.

Дома расцеловал заплаканную Миланью и обнял немного повеселевшую Катю. Спокойно употребил завтрак и даже не мог понять, чего мне раньше не нравилось. Потом Катина политинформация, и обычный выходной день.

Разве только приехал курьер из дружины и так же попросили заехать в гордуму. Этот маг тоже оказался москвичом и был даже жирнее предыдущего.

Утром завтрак и родной Корпус. Ребята оценили моё возвращение и мою сдержанность. Стали относиться серьёзнее, я ведь уже убил кого-то. И ни одного вопроса о дуэли. О таком воины не спрашивают.

Неделя снова прошла в раздумьях. Я видел, как инструкторы применяют ту же магию, что мой противник, только немного сбоку. Кадеты становились внимательнее, собранней. Ещё я понял, что чувствую её применение, могу её заблокировать. А на молодых магов, кто о ней не знает, она действует раза в два сильнее, чем на простых пацанов.

Я учился эту магию блокировать и размышлял о жизни. Вот дух и воля простого парня подчинили тело мага. Какие тому были предпосылки, пока неважно — я не-маг в теле мага. Для меня магия неродная, я вижу её, как будто со стороны. Это очень редкое преимущество.

Противник же, хоть и выставляет против меня сильных дуэлянтов, считает меня магом и мальчишкой. Я же только осваиваю магию, не магические мои качества он считает ещё детскими.

Для него естественно, что я принимаю вызовы, он меня таким и представляет. Совсем не думает, что я сознательно уничтожаю его специалистов, принимая огонь на себя…

В пятницу вызвал машину, хотя и палец о палец не ударил, чтобы войти в десятку лучших. В субботу принял очередной вызов и отправился домой. Традиционно проинформировал о дуэли и попросил Миланью при мне не реветь. Реально ведь уже не смешно, сколько можно!

В воскресенье пренебрёг советами и плотно позавтракал в компании Авдея и Мухаммеда, а Катя и Миланья сказались больными. Да и ладно. В лесу ни о чём не думал, только попросил Авдея:

— Давай нож заранее, — и повесил ножны на свой пояс.

Первым делом поздоровался с Григорием Васильевичем, а вторым отдал ему денег за револьверы. В этот раз вышел против меня парень под тридцать, в комуфлированом костюме горностаев, но без их эмблемы. Он точно не был тотемным воином, но имел к ним какое-то отношение. Может, кто-то из родни служил с ними.

Взяли револьверы и разошлись. Противник использовал против меня внушение и подавление воли. Только он не мог это делать одновременно — я легко преодолевал воздействие. Когда он давил мне волю, я останавливался и использовал иллюзию, что упрямо ковыляю к нему.

Он стрелял мимо.

До него доходило, что сам он стал мишенью, включал фантома и отскакивал — я успевал приблизиться на несколько шагов. Маг начинал паниковать и включал подавление…

Я всё равно его преодолевал и делал два-три шага, а он расстреливал фантома.

Но вот нас разделяет пять шагов, и у него в барабане всего один патрон! Он лихорадочно ищет меня, находит и пытается повернуться…

Хотя бы согнуть руку!

В подавление же можно играть и вдвоём. Тем более магия больше усиливает собственные эмоции, добавления там сравнительно немного. А его в конце охватил ужас. На лице капли холодного пота, безумные глаза скосились на меня. Рука с револьвером почти согнулась…