Runelords

А затем все лошади помчались по длинной извилистой дороге, а враг отстал. Боренсон вытащил боевой рог и протрубил в него в надежде, что провидцы в замке Курм услышат и узнают, что на них напали. Провидцы с их многочисленными дарами зрения могли заметить их из замка. Но Фаллион знал, что на таком большом расстоянии он будет выглядеть крошечным, как муравей.

Ночь внезапно наступила, мгновенно и неестественно погрузившись в мир.

Это был конец золотого века мира. Фаллион знал это. Все это знали. Даже овцы это почувствовали.

Фэллион прищурился в неестественной темноте, когда грохотали лошади. Рианна прижалась к нему, бормоча от боли или ужаса, и он почувствовал, как из ее глаз на его спину потекли горячие слезы.

Есть ли в ней монстры? – задумался Фаллион. Они едят, чтобы выбраться? От чего мы бежим?

И он сразу понял: в течение многих лет старики говорили, что мир становится все более похожим на преисподнюю. Говорили, что свежая родниковая вода вкуснее старого вина. Сено в полях пахло достаточно сладко, и люди часто с благоговением говорили о том, как ярко теперь горят звезды по ночам. И погода: ленивое лето позволило фруктам разрастаться на деревьях, а зима наступила с более резким укусом. Некоторые говорили, что мир становится более совершенным, принося идеальную погоду, идеальных детей, идеальный мир. Но была и темная сторона. Говорили, что в горах скрываются новые ужасы, существа более мерзкие, чем все, что знал мир.

И теперь, подумал Фаллион, в мире обрушилось совершенное зло.

2

ПОРЕЗ, КОТОРЫЙ ЛЕЧИТ

Не всякая боль – зло. Иногда нам приходится пережить еще большую боль, чтобы исцелиться.

— Волшебник Бинесман

С наступлением ночи королева Иоме Сильварреста схватила валы замка Курм рядом со своими ясновидцами и, затаив дыхание, наблюдала, как сэр Боренсон бежал вниз по горам, снова и снова трубя в свой боевой рог.

У Иоме было столько же даров зрения и слуха, сколько у любого дальновидца. Каждый раз, когда ее дети переезжали вершину холма, она могла видеть их испуганные лица, бледные и круглые в тусклом свете.

Но она не могла разобрать, какой враг их преследовал. Слезы из-за потери мужа продолжали наворачиваться, и хотя она яростно вытирала их рукавом плаща, их место продолжали занимать новые.

Что-то в лесу над ними идет в ногу, — сказал один ясновидец. Действительно, на вершине хребта тряслись и раскачивались целые сосны, а среди ветвей плавали черные тени. Я слышал далекий лай, похожий на колокольчик, крики животных. Но никакое прищуривание не выявит врага.

— Мальчики выглядят хорошо, — сказал провидец, пытаясь утешить Иоме.

Слова не произвели большого эффекта. Иоме онемела от горя из-за потери мужа. Она всегда знала, что этот день наступит, но он ощущался гораздо хуже, чем она ожидала.

Я не должна так оплакивать его, — подумала она. Я потерял его много лет назад, когда он стал Королем Земли, и его обязанности лишили его меня. Я не должен так оплакивать его.

Но глубоко внутри нее жила боль, пустота, которую, как она знала, невозможно заполнить. Ей почти казалось, что она упадет в обморок.

Она мысленно попыталась загнать боль обратно.

Солнце садилось, отступая на дальний край света. Долина вокруг замка уже была окутана тьмой, и слишком скоро последние лучи солнечного света погаснут на вершинах холмов на востоке, и мир погрузится в чернейшую ночь.

Айоме закусила губу. Дюжина рыцарей силы уже скакала в холмы на помощь детям.

Я сделал все, что мог, с горечью подумал Иоме.

И этого показалось мало. Беспокойство затуманило ее разум. Не прошло и двух минут, как Габорн был мертв, как мальчики подверглись нападению.

Пахло заговором, врагами, затаившимися в засаде. Иоме снова посмотрела в тень позади себя, где ее Дни спокойно стояли, изучая сцену. Дэйс представляла собой стройную женщину с длинными копнами волос, заплетенными в косички, карими глазами лани и угрюмым одеянием ученого.

Если бы был заговор, Дэй, вероятно, знали бы о нем. У каждого короля и королевы были свои Дни, единственной целью которых было ведение хроники их жизни. И каждый Дэй наделил даром Остроумия другого члена своего ордена, таким образом разделяя единый разум, так что в каком-то отдаленном монастыре вторая половина этой женщины писала жизнь Иоме, в то время как другие писали жизни других лордов. Если бы какой-нибудь король или королева страны приложили руку к смерти ее мужа, женщина бы об этом узнала.

Но она не рассказала, не по своей воле. Дни дали клятву строгого невмешательства. Женщина не предупредила бы Айоме, если бы ее жизни угрожала опасность, не напоила бы ее, если бы она умирала от лихорадки.

Однако иногда существовали способы получить от них информацию.

Иоме взглянула на провидца, сделала вид, что сосредоточила на нем свое внимание, и сказала: — Габорн не был мертв и пяти минут, когда на мальчиков напали. Может ли это быть заговор?