Руина, Мазепа, Мазепинцы

возвращения в Украину. Молдавский господарь писал Мазепе, что, пользуясь войною, возникшею между царем и шведским королем, турки думают вступить в союз с последними, и не сегодня-завтра

татары ворвутся в Украину. Получались, кроме того, вести о

новых замыслах запорожцев производить смуту в народе. Опять

носились обычные воззвания против <орендарей> и панов, и по

донесению гетмана дан был указ киевскому воеводе в случае

надобности посылать ратных людей для усмирения запорожцев, если они явятся в Украину бить богатых людей и торговцев.

24 августа гетман получил известие, что король польский ушел

из королевства, а малороссийскому гетману поручал опустошать

нещадно маетности Любомирских на Волыни. Гетман не

приступал к исполнению королевского желания до получения о том же

указа от своего государя, а только подвинулся далее на Волынь

и в сентябре стал табором за Любаром. Тогда между козаками

началось волнение. Стали составлять купы (кружки) и

порывались домой. В день Воздвижения произошел большой шум в ко-

зацком таборе. Его подняли самусевцы и палеевцы, а к ним

приставали и городовые козаки разных полков. Подходили с палками

к шатрам начальных людей. Требовали вести их домой. Носились

слухи, что шведский король с приставшими к нему поляками

замышляет переходить на левую сторону Днепра и занять там

зимние становища. Между тем почти перед глазами гетмана

Мазепы волынская шляхта после успехов Карла XII в Червоной Руси

объявила себя на стороне шведского короля, а потом вскоре

услышавши, что дело короля Августа начинает поправляться, опять

заявила охоту стоять за Августа. То же произошло и с Любомир-

скими: Мазепа по приказанию короля расположил Козаков в ма-

етностях Любомирских в наказание за то, что’ они отпали от

Августа, но потом скоро получил известие, что Любомирские опять

поддались королю Августу, и приказал козакам выйти из их ма-

етностей. Все это показывало, что польское шляхетство начало

колебаться то в ту, то в противную сторону, и становилось

невозможным уследить: кто друг, а кто враг царскому союзнику.

Наконец царский резидент в Варшаве прислал Мазепе от

имени короля польского разрешение возвратиться домой, и гетман 12

октября поворотил назад свое войско. 18 октября Мазепа был’ в

Хвастове, а 29 прибыл в Батурин, жалуясь в своем донесении в

приказ, что польский король напрасно продержал Козаков без

действия и без всякой пользы для своего дела.

В то время, когда Мазепа с войском совершал свой поход на

Волынь и обратно, посланные на помощь польскому королю пол-

554

ковники Мирович и Апостол так исправляли возложенные гагних

поручения. Мирович был свидетелем взятия Львова Карлом XII.

По донесению козацкого полковника, это событие произошло 26

августа оттого, что львовский комендант Каминский тайно

мирволил шведам и впустил их ночью в город через потайную

калитку. По описанию шведского историка Нордберга, Каминский

после взятия города скрывался и уже на другой день добровольно

явился и сдался шведам. Прикомандированный к коронному

референдарию^ Ревускому Мирович с козаками отступил перед

напором шведов к Бродам и увидал, что поляки более неприязненно

относятся к козакам, чем к самим шведам. Многие из поляков, видя торжество противной партии, стали разъезжаться по своим

домам, <а нас, Козаков, - писал Мирович, - ведут в осеннее

время по болотам и на стоянках за связку сена бьют>.

Миргородский полковник Апостол был прикомандирован к генералу

Брандту, вместе с ним счастливо выдержал сражение против

шведского отряда майора Лейонгельма: шведы в числе 760 человек

были разбиты. <Большую часть их, - говорит Апостол, - мы

перекололи>, а 300 человек приведены были пленными к королю

Августу. По известию Нордберга, эти шведы сдались

военнопленными, Брандт принял их ласково, а козаки, которых с Брандтом

было до трех тысяч, отобрали у шведов оружие и, сперва

обещавши им жизнь, потом варварски их перекололи. Вслед за

поражением Лейонгельма сдался в Варшаве шведский генерал Горн: козаки участвовали в этом важном деле.

Козаки, бывшие с миргородским полковником, были очень

довольны обращением с ними генерала Брандта. Апостол в своем

донесении гетману называл его <человеком правдивой совести: любо и жить и умирать с ним, можно с ним разговаривать без

толмача, и если б не он, то мы бы не знали, как с этими немцами

обходиться, не умея говорить с ними>. Но не так отнеслись козаки

к Паткулю, под команду которого потом поступили. Это был, по

словам Апостола, человек <гордомысленный>, не говорил иначе

как по-немецки, и кругом него были все немцы, обращавшиеся

с козаками презрительно. Паткуль даже не счел нужным показать

им царский указ, по которому должен был ими командовать.

Козаки износили свои одежды, терпели Голод, им не давали

провианта, а приказывали самим для себя молотить снопы, молоть зерно

и печь хлеб. Паткуль этим не ограничился/. Он вздумал обучать

Козаков немецкому строю с мушкетами, а тех, которые не могли

скоро навыкнуть, велел бить жестоко и грозил виселицею. Чуть

какой козак выпятится из строя, его тотчас приказывают бить, не обращая внимания, хотя бы он был в числе полковых старшин.