— О чем я думаю? Где я? Я ли это — та, которая все эти годы молилась только о том, чтобы стать достойной матерью Леонарду. Боже мой, как много греха в моем сердце! Прежнее время показалось бы чистым и святым в сравнении с настоящим, если бы я начала теперь просить объяснения его поступка, чтобы вернуть его в свое сердце. Я старалась изо всех сил понять святую Божью волю, чтобы воспитать Леонарда истинным христианином. Я научила сына произносить невинными устами: «Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого», а между тем я жажду возвратить его отцу, который… который… — Руфь задыхалась. — Боже мой! — громко воскликнула она. — Я вижу, что отец Леонарда дурной человек, а между тем, о милосердый Боже, я люблю его! Я не могу забыть его, не могу!
Она выглянула из окна, и ее охватил холодный ночной воздух. Ветер налетал сильными порывами вместе с дождем, но ей это было даже приятно. Тихая, мирная ночь не успокоила бы ее так, как эта бурная. Мрачные, рваные облака, проносившиеся мимо луны, вселяли в Руфь какую-то безумную радость, заставляя улыбаться бессмысленной улыбкой. Снова пролился поток дождя и намочил ей волосы до корней. Ей пришла на ум фраза — «бурный ветер, выполняющий волю Его»[18].
— Я бы желала знать, испугался ли мой милый малютка этого страшного ветра? Хотелось бы мне знать, спит ли он сейчас?
Тут мысли ее перенеслись в прошлое. Она вспомнила, как, испуганный погодой, он подкрадывался к ее постели, прижимался к ней и она утешала его разговорами, возбуждая в нем детскую веру в милосердие Божие.
Внезапно она ухватилась за стул, чтобы не упасть, а потом преклонила колена, словно увидела самого Господа. Руфь закрыла лицо руками и оставалась так некоторое время молча. Затем из груди ее вырвался стон, и она заговорила, чередуя слова с рыданиями и всхлипываниями:
— О Господи, помоги мне! Я так слаба. Боже мой! Молю Тебя, будь моим оплотом и моей крепостью, ибо я ничто без Тебя. Я знаю: если я попрошу Тебя, Ты не откажешь мне. Во имя Иисуса Христа молю: дай мне силы исполнить Твою волю!
Руфь не могла ни о чем больше думать, ничего вспомнить, кроме того, что она слаба, а Господь силен и помогает всем страждущим. Ветер усиливался, дом дрожал, когда страшные порывы бури налетали на него со всех четырех кондов света, а потом со стонами замирали в отдалении. Не успевал затихнуть один порыв, как налетал новый, с таким звуком, словно приближалось, трубя в свои трубы, войско самого Сатаны.
Кто-то постучался в двери спальни — тихо, по-детски, и нежный голосок проговорил:
— Миссис Денбай, можно мне войти? Я так перепугалась!
Это была Лиза. Руфь быстро выпила воды, чтобы прийти в себя, и отворила дверь испуганной девочке.
— О миссис Денбай, видали ли вы когда-нибудь такую ночь? Я ужасно боюсь, а Мери спит как ни в чем не бывало.
Руфь не сразу сумела заговорить. Она молча прижала к себе Лизу, чтобы успокоить. Девочка отшатнулась от нее.
— Какая вы мокрая, миссис Денбай! — проговорила она, вздрогнув. — И окно, кажется, отворено! Ах, как холодно!
— Ложись в мою постель, — предложила Руфь.
— Тогда ложитесь и вы. У этой свечки слишком длинный фитилек, она так странно горит… Да и ваше лицо как-то не похоже на вас. Пожалуйста, задуйте свечку и ложитесь! Я так напугалась, побудьте со мной.
Руфь затворила окно и легла. Лиза вся дрожала. Чтобы приободрить ее, Руфь сделала над собой большое усилие: она решила рассказать о Леонарде и его детских страхах. Затем она стала шепотом говорить о неизъяснимой милости Божией, но делала это робко, боясь, чтобы Лиза не посчитала ее саму лучше, чем она была. Девочка вскоре уснула, и Руфь, утомленная переживаниями и вынужденная лежать тихо из боязни разбудить гостью, тоже слегка задремала.
Руфь проснулась, когда комната уже была залита сероватым светом осеннего утра. Лиза еще спала, но Руфь слышала беготню прислуги и звуки со скотного двора. Она вспомнила о вчерашних переживаниях и, решив избавиться от них, стала с суровым спокойствием приводить в порядок свои мысли. Итак, он здесь. Через несколько часов ей придется с ним встретиться. Избежать этого нельзя никак, разве что посредством лживых и трусливых отговорок и уверток. Что из всего этого выйдет, она не знала и не могла догадываться. Но одно было для нее ясно, одного она станет крепко держаться — что бы ни случилось, она будет послушна Божьему Закону, до самого конца повторяя: «Да свершится воля Твоя!» Она просила у Бога лишь сил исполнить должное, когда настанет время. Когда придет это время, какие слова и поступки понадобятся с ее стороны, она не знала и даже не пыталась предугадать. Она полностью полагалась на Божию волю.
Когда позвонили к завтраку, Руфь почувствовала себя холодной как лед, но очень спокойной. Она тотчас же сошла вниз. Ей казалось, что ее будет труднее узнать, если она займет свое место за столом и будет разливать чай, чем если войдет, когда все уже усядутся. Сердце ее, казалось, перестало биться, и Руфь чувствовала какое-то странное торжествующее осознание власти над самой собой.