Рудничный бог

Тут, наконец, ее настигли осенние дожди. Небо заволокло тучами от края до края. Ока вздулась от ливней, посерела. Ветер срывал с деревьев рано пожелтевшую листву и бросал ее в воду. Настя стояла у окна их высокого дома, глядя на разыгравшуюся непогоду, и думала о том, каково сейчас мужу. Где он? Бредет ли под ливнем по бездорожью? Или тоже пережидает непогоду под крышей? А может, у них там уже началась зима? За Каменным Поясом она, говорили, рано приходит – на Покров уже сугробы везде лежат. А сейчас только Воздвиженье…

Не утерпев, пустилась в путь. И вот теперь, через две недели после Покрова, уже проезжала предгорьями. За спиной были две трети пути. Осталась последняя треть, самая страшная и тяжелая.

Путь Насти лежал в город Иштым. В Царицыне, где она сделала остановку, ей сообщили, что всех государственных преступников, к которым принадлежал и ее муж, отправляли туда.

Здесь, у градоначальника, Настя получила первые точные сведения о муже – оказывается, Алексей Варской и его товарищи тут даже обедали два раза, пока их партия дожидалась отправки в Иштымскую волость. И князя градоначальник хорошо запомнил. Только в его умных стариковских глазах стояла печаль, когда он беседовал с молодой женщиной.

«Вы такая молодая, красивая, – промолвил он и вздохнул. – Небось, как сыр в масле, дома-то катались… И чего вас понесло в эти края? Уж не обессудьте, но эта земля суровая, не для таких, как вы, барышень!»

Настя тогда вспыхнула, и лишь осознание того, что этот человек был добр к ее мужу, удержало ее от гневных речей. Но ее взгляды были достаточно откровенны, и градоначальник сам себя оборвал: «А, впрочем, может, так оно и к лучшему! Молодая, красивая… может, это как раз и есть то, чего им не хватало… Люди же молодые и видно, что хорошие. А счастья всякий достоин – даже самый негодящий человек, даже тварь последняя – всем счастья надо, хоть раз в жизни… Так что вы уж не серчайте, сударыня! И в добрый путь!»

В добрый путь… Царицынские заводы, что окружали город плотным кольцом, они оставили позавчера. Еще несколько дней или недель – и…

Возок тряхнуло. Настя встрепенулась, резко выпрямляясь, освобождаясь от дум. До нее дошло, что кони с рыси перешли на тяжелый скок, а ямщик что-то кричит, обернувшись назад.

– Что?

– Буран идет, барыня! – крикнул мужик. – Вона туча какая! Снегу теперь навалит – только держись!

– Где туча? – Настя подалась вперед.

– А вон! – ямщик указал кнутовищем.

На сером небе впереди действительно темнело какое-то пятнышко. Оно казалось безобидным.

– Что делать? Останавливаться?

– Почто? Скакать вперед. Авось, успеем проскочить…

Ямщик свистнул, гикнул, взмахнув кнутом. Резкий щелчок заставил Настю невольно втянуть голову в плечи, а кони рванули с места во весь опор, словно не впереди их ждал буран, а позади гнались голодные волки.

Кибитку трясло и шатало – мужик гнал, не щадя ни себя, ни коней, ни седоков. Малаша вскрикивала и голосила при каждом толчке – то есть, не замолкала ни на минуту. Хватаясь за борта, она уже два раза выпускала ларчик из рук, и в конце концов Настя втиснула ее рядом с собой. Так и трясти стало меньше, и ларец обе женщины держали вместе. Зато в лица обеим полетел колючий ветер, перемешанный со снегом. Настя жмурилась, отворачивалась, закрывалась рукой – безрезультатно.

Быстро стемнело – спускающееся к закату солнце попало в тучу. Еще немного – и падет настоящая ночь, беззвездная и мрачная. Для Насти, впервые попавшей в дороге в такую непогоду, все смешалось. И лишь мысль о том, что она едет к Алексею и мужу, может быть, сейчас намного тяжелее, придавала ей сил.

– Коноватово! – донесся крик ямщика.

– Что? – Настя разлепила веки.

– Коноватово! Там заночуем!

Щуря глаза от слепящего ветра, Настя попыталась выглянуть из кибитки. Ничего же не видно! И как это мужик ухитрился что-то разглядеть? Хотя, вот дорога, вот вестовой столб, вон виднеется что-то… Дома? Неужели, правда?

Деревня была большая – больше дюжины крыш успела насчитать Настя прежде, чем кибитка лихо затормозила возле крайней избы. Принялся яростно колотить кнутовищем в ворота, заорал что-то, перекрывая вой ветра и хриплый лай деревенских псов. Его быстро услышали. Ворота распахнули, позволяя усталой тройке въехать во двор. А еще через несколько минут обе путешественницы оказались в просторной полутемной жарко натопленной и нагретой теплом человеческих тел горнице.

У столов на лавках собралось человек пятнадцать – ямщики, трое таких же, как Настя, путешественников, семейство самого смотрителя. Хозяйка хлопотала у печи, спеша сготовить всем ужин. На Настю и Малашу она накинулась так, словно они были ее родней, потерянной и внезапно обретенной.

– Ой, барыня-сударушка, – запричитала женщина. – Ой, да каким же ветром вас сюда-то занесло, в эту погибель-то? Устали, небось, притомились? Иззябли?

– Нет, ничего, – пробормотала Настя, несколько смущенная этими хлопотами. Шуба на ней была новая – градоначальник Царицына сам подарил, поскольку для Закаменья путешественница была одета слишком легко.