В остроге можно было немного отлежаться, перевести дух. Правда, на отдых это было не похоже. Казематы обогревались самым простым способом – теплом набившихся в них человеческих тел. На полу кучами была свалена мерзлая солома, в углах у входа стояли две бадьи – из одной пили, в другую, без дна, закрывавшую собой яму для нечистот, справляли нужду. Окошек было два – одно под потолком, совсем маленькое, да еще и забранное решеткой, а другое в двери. Через этот глазок время от времени заглядывала охрана. Стражу сменили – казаки, шедшие со ссыльными из Владимира, на другой же день были отправлены назад, а местные первым делом устроили обыск, изъяв у арестантов все, что хотя бы на первый взгляд было ценным. Не снимали только нательные кресты, хотя кое у кого отобрали шинели, подаренные в Царицыне. Не стеснялись залезать в рот – проверять, не утаил ли кто за щекой деньги. У Владимира Шаховского пытались отобрать образок, подарок матери. Юноша не стерпел, оттолкнул руку охранника.
– Ты, падаль! – на юношу обрушился удар. Тот упал, и стражник принялся избивать его прикладом ружья.
То есть, попытался – Алексей навалился со спины, ловя за локти, а Антон Багрицкий без затей двинул напавшего локтем. Тот бросился на арестанта, но Антон поймал летящий на него ружейный приклад на цепочку ручных кандалов, отводя в сторону, слегка довернул, выбивая оружие из руки…
Цепи помешали довершить прием, сковывая движение. Солдат не выпустил ружья, хотя и потерял равновесие, падая вместе с ним.
– Караул! – заорал он. – Убивают!
На помощь подоспели остальные. Прежде, чем все ссыльные кинулись в драку, солдаты ударами прикладов восстановили порядок. Троих зачинщиков, нещадно избитых, сволокли в карцер, бросили на голый каменный пол.
Едва лязгнул засов, Алексей приподнялся на локтях. Ему, как ни странно, досталось меньше прочих – Антона, который чуть было не обезоружил стражника, избивали ногами и прибили бы совсем, если бы не комендант. Владимир был просто слишком хрупким и слабым. Он дышал, но при каждом вздохе в груди его что-то хрипело, клокотало и булькало. Даже ничего не сведущий в медицине, Алексей понял, что у его друга сломано несколько ребер и просто чудо, что ни одно из них не проткнуло легкое. У него самого от удара по голове двоилось в глазах, во рту был противный медный привкус, а из разбитой губы сочилась кровь, да и левый глаз уже заплыл, но Алексей принялся приводить в чувство обоих друзей.
Антон очнулся первым, застонал, попытавшись перевернуться набок, яростно закашлялся, плюясь кровью. Выплюнул выбитый зуб.
– Знатны они кулаками махать, – прохрипел еле слышно. – Черт… Ты-то сам как?
– Жив пока, – Алексей поморщился.
– Что Владимир?
– Еще дышит…
– Черт! Убили парня… Звери!
Все же юноша очнулся и тут же застонал от боли. Но окровавленные губы его сложились в улыбку:
– Сберег…
– Что?
– Вот, – он с трудом разжал судорожно сведенные пальцы. Слегка помятый, образок все еще был в его кулаке. – Матушка бы огорчилась…
– Она бы огорчилась больше, если бы ты умер, – Алексей попытался нахмуриться, но даже это движение сейчас отзывалось болью. – И охота тебе…
– Всё, – прошептал Владимир, глядя в темный низкий потолок. – Они отняли у нас все. Имя. Состояние. Звание. Свободу. Честь… Могут отнять жизнь… Но веру… Это я заберу с собой! – и тихо, одними губами, начал читать «Отче наш».
В этом карцере они провели больше суток, пока их не выволокли спозаранку на острожный двор. Было еще темно. Город дремал, лишь издалека в морозном воздухе плыл колокольный звон – заканчивалась заутреня. Остальные кандальники молча расступились, пропуская троих друзей в середину. Алексей не понял, кто подпер его сзади плечом, помогая стоять на ногах. Он глотнул морозного, неимоверно чистого и вкусного по сравнению с духотой и вонью карцера, воздуха и чуть не задохнулся. Рядом точно также с двух сторон удерживали Владимира.
– Чего, морды каторжные? – обратился к ним закутанный в овчинный тулуп унтер-офицер. – Отдохнули? Пора и поработать. Задарма вас кормить никто не станет. Так что топай!
Ворота распахнулись в предутреннюю тьму. Вперед затопали стража с факелами, освещая дорогу. За ночь опять выпал снег, так что кандальники были первыми, кто проторил по нему дорожку.
Двигались на окраину города, чтобы не мешать горожанам и не смущать их покоя. Но на пути неожиданно оказался одинокий всадник.
– Слово и дело! – прозвучало поверх голов. – Куда направляется эта партия?
– В Невейск.
– Отлично! – ведьмак улыбнулся. – Мне как раз туда и надо!
Он посторонился, пропуская колонну. Проходя мимо, Алексей невольно зацепился за него взглядом. Старый знакомый! Тот самый, что был с ними при переправе через Волгу, да потом отстал. Ведьмак внезапно почувствовал его взгляд, склонил голову набок птичьим легким жестом:
– Что?
– Мы с вами уже, кажется, встречались…
– Не имел, знаете, чести. Хотя… Может быть. Дорога долгая, в пути всякое могло быть.