Ртуть

Мой пульс участился, когда я приблизилась к вратам, а дыхание перехватило. Как он мог так поступить? Используя клятву против меня, заставляя подчиняться его воле, он лишил меня моей собственной. Даже в Зеркальном зале Мадры, когда я сражалась за свою жизнь, а Харрон превзошел меня, я не чувствовала себя настолько беспомощной.

В голове все перемешалось, когда носок моего ботинка скрылся в клубящихся вратах. Я была готова умолять Фишера пощадить меня, но каменное выражение лица воина говорило о том, что это пустая трата дыхания.

— Я буду вечно ненавидеть тебя за это, — прошипела я ему.

А потом шагнула во врата.

Завывающий черный ветер вывернул меня наизнанку.

Я стала им.

Он стал мной.

Мой разум разлетелся в тысячу разных направлений, оторвавшись от меня в одно мгновение.

Я была никем.

Я была слепа. Я была глуха. Я была бездушным шепотом, дрожащим в темноте.

А потом я стала болью.

Она пронзила меня насквозь, взрываясь в коленях, запястьях и ладонях. Она цвела за моими глазами, вспыхивая ярким светом, обжигая сетчатку. Красный. Оранжевый. Белый. Зеленый.

Я открыла глаза, задыхаясь, и успела сделать лишь один вдох, прежде чем мой желудок вывернуло на грубый каменный пол теми несколькими кусочками тушеного мяса, которое я съела в таверне.

— Милорд, — произнес ошеломленный голос. — Боги. Мне очень жаль, но я ничего не приготовил. Мы понятия не имели!

— Все в порядке, Оррис. — Когда Рен заговорил, его голос доносился откуда-то издалека. — Спасибо. Возьми лошадей и позаботься о том, чтобы они были накрыты сегодня ночью. Перед рассветом станет намного холоднее.

— Но…

— Да, я знаю. Фишер вернулся. Он поговорит с нами завтра, я уверен. А пока, я думаю, будет лучше, если мы дадим ему немного времени освоиться. Если бы ты мог сохранить это в тайне до утра…

— Конечно, сэр. Конечно.

Мир накренился. Мой висок был холодным. Холодным, как лед. Я не сразу поняла, что лежу на земле, а моя голова покоится на твердом камне. Я смотрела, как Кингфишер уходит по длинному коридору — один, молча, с опущенной головой, — и поклялась всем, что у меня было, что заставлю этого ублюдка заплатить.

Я попыталась встать, но, когда приподнялась на локте, сводчатый потолок превратился в пол, поднялся вверх, опустился вниз, и к горлу подкатила новая волна рвоты. Меня вырвало во второй раз, и я захрипела, пытаясь отдышаться.

— О, Саэрис. Мне жаль. Вот, дай мне руку.

Оставь меня в покое. Отвали от меня. Не прикасайся ко мне. Я хотела крикнуть все это Ренфису, но в его голосе звучало искреннее сочувствие. И это была не его вина. Он не лишал меня свободы воли. Не он привел меня сюда, в это ужасное место и не он обманом заставил меня заключить договор на крови, который фактически превратил меня в проклятую марионетку. Я приняла предложенную им руку и всхлипнула, когда мои ноги подкосились.

— К счастью, больше ты с этим не столкнешься. По какой-то причине врата действуют на нас только в первый раз, когда мы их используем. Большинство испытывает только легкое головокружение. Может быть, головную боль. Для человека, похоже, все намного хуже. Мы не встречались с людьми очень долгое время. Мы многое забыли. Прости меня.

— Тебе не нужно извиняться передо мной. Не за него, — прохрипела я.

Рен напряженно вздохнул.

— Он не… такой, каким ты его считаешь.

— Ублюдок? Он определенно ублюдок.

Генерал слегка поморщился, когда я попыталась выпрямиться.

— Ты можешь ходить? О. Нет. Черт. Ты даже стоять не можешь. Ну… ладно. Все в порядке. Я тебя держу. — Нет ничего более недостойного, чем упасть в объятия мужчины, которого ты едва знаешь. Впрочем, я мало что могла с этим поделать. Голова не переставала кружиться, и меня определенно снова тошнило. Я не смогла бы вырваться из его объятий, даже если бы попыталась. Я не издала ни звука, когда он поднял меня.

Мне казалось, что моя голова сейчас расколется.

— Подожди. Оникс. Где… Оникс?

— Не волнуйся. Он у меня. Он будет рядом, когда ты проснешься.

— Спасибо. — Я закрыла глаза, пытаясь дышать, когда Рен понес меня.

— Раньше он был добрее, — прошептал Рен. — Но у него внутри ртуть… Из-за этого ему трудно мыслить здраво. Это изматывает его. Он изнуряет себя, отгораживаясь от голосов. Это сделало его жестким. — Мне захотелось открыть глаза и посмотреть, какое у него выражение лица, но я не смогла этого сделать.

— Ты не должен… оправдывать… его.

— Это не оправдания, Саэрис. Я знаю его всю свою жизнь. У нас разные родители, но во всем остальном мы братья. Я знаю его лучше, чем самого себя. Когда Беликон впервые заставил его путешествовать без реликвии, ртуть проникла в него так сильно, что я думал, мы потеряли его совсем. Его разум был разрушен. Скажем так, ему потребовалось много времени, чтобы оправиться. Целители сделали все возможное, но осколок, оставшийся в его глазу, мучает его день и ночь. Реликвия его матери, похоже, уже не так эффективна. И в последнее время он дважды подвергался воздействию ртути, и снова без реликвии. Я… я просто не знаю, чего от него ждать дальше.