Розы и тернии

– Припасено, милостивец, припасено! – ответил княжий ключник.

– Ну ладно, будем писать кабалу, – опуская деньги в карман, промолвил приказный и, достав чистый лист бумаги, спросил: – Кабалу?

– Да… – сказал старик.

– Кто кабалу дает?

Никита молча поклонился.

Подьячий стал задавать нужные для дела вопросы и записывал ответы. В конце концов составился документ, носивший название «кабалы».

– Припасай деньги дьяку… Придет сейчас… Пойду доложу… – промолвил подьячий, вылезая из-за стола.

Елизар Маркович зазвенел монетами.

Когда подьячий вышел, ключник бросил на стол несколько монет, потом повернулся к Никите:

– Получи и ты… На!.. – И он сунул сверток с деньгами в руки парня.

Тот принял дрожащей рукой.

Вошел дьяк.

Это был тучный краснолицый мужчина спесивого вида. Он кивнул в ответ на низкие поклоны посетителей, кряхтя опустился за стол на скамью, не спеша пересчитал деньги, приготовленные для него, буркнул, поморщась: «Маловато!» – и приступил к делу.

– Кабала написана?

– Написал ее… – ответил подьячий.

– Ну, читай, послушаем.

Приказный громогласно прочел следующее[15]:

– Се азь, Микита Медведь, сын Панкратия, занял есмь у князь Фомы человека Фомича Щербинина у Елизара у Михрюткина, – такова была фамилия княжеского ключника, – государя его серебро четыре рублев денег московских, ходячих маия от седьмого числа да по того ж дни на год. А за рост мне у государя его, у князь – Фомы Фомича, служити во дворе по вся дни. А полягут деньги по сроце, и мне у государя его, у нязь Фомы Фомича, за рост служити по тому ж по вся дни во дворе. А на то послуси, Антип, Петров сын, Алешкин. А кабалу писал Гришка, Федоров сын, Алабышев лета 7109».

Во все время чтения кабалы Никита был как в тумане. Он сознавал только, что свободе его пришел конец. Что было написано в кабальной записке, он не слышал, а то, конечно, обратил бы внимание на выражение: «А полягут деньги по сроце… и мне служити по тому ж по вся дни во дворе». Больно билось сердце парня, теперь только он вдруг сознал, какого блага лишился, и ему стало мучительно жаль потерянной воли, так жаль, что хотелось кинуть обратно Елизару Марковичу деньги и крикнуть: «Не хочу расстаться со свободушкой!»

Но он этого не сделал, и на вопросы дьяка, предложенные после окончания чтения: «Деньги принял? Кабалу волей дал?» – встряхнувшись, ответил:

– Получил… По своей воле.

– Впиши в книгу, – приказал дьяк подьячему, а сам вывел пером на оборотной стороне кабалы:

«Лета 109 маия в 8-ой день перед диаком, перед Пятым Кокошкиным, заимщик сказал: денги взял и такову служилую кабалу на себя дал. И в книги записана. Диак Пятой Кокошкин».

– Ну, вот и делу конец! – сказал дьяк, вставая. – Служи господину своему верой и правдой.

Слова дьяка что ножом резнули по сердцу Никиту.

«Холоп!» – пронеслось у него в голове.

– Магарыч с тебя! – шепнул послух Антип.

Это напомнило новому кабальному о деньгах.

«Эх! Хоть денег четыре рубля есть!» – подумал он и вспомнил, что еще не сосчитал их.

При счете он с ужасом увидел, что денег до четырех рублей не хватает. Он бросился за Елизаром Марковичем, успевшим незаметно выйти из приказа.

– Что тебе, касатик? – нежно спросил старик, когда Никита догнал его и окликнул.

– Денег не хватает…

– Как так? Нет, деньги все, родной, все! Посчитай хорошенько.

– Четырех рублей нет полностью.

– Ах, четырех-то точно нет, точно…

– Да как же это? Ведь я за четыре рядился?

– Так оно и выйдет. Ты то разочти, что из твоих рублевиков подьячему два алтына дадено.

– Да разве из моих?

– Из твоих, из твоих, касатик!.. Да дьяку четыре алтына…

– Того не легче!

– Да. Ну, и себе малость я взял за труды и хлопоты.

– Сколько же ты взял?

– Немножко совсем – с каждого рублевика по два алтына…

– Стало быть, восемь алтын?! – воскликнул с ужасом парень.

– Да, восемь. Чай, не много? Я не корыстен, нет, не дам Богу ответ… Да! Ну, вот видишь, сочти все, так и выйдет… Я и грошиком твоим не попользовался, все, что требуется, тебе отдал… Да, не взял греха на душу. А ты сегодня гуляй – по обычаю, завсегда первый день кабальному на гульбу дается. С денежками, чай, и гулять веселей? А? Ах ты, хороший паренек! Гуляй, гуляй!

И, ласково ухмыляясь, Елизар Маркович отошел от холопа.

Никита злобно посмотрел ему вслед.

– Ну что ж, магарыч-то будет? – спросил Антип.

– Как не быть! Будет! Пойдем в кружало, выпьем… Эх, выпьем! – сдавленным голосом проговорил Никита и повернул с Антипом к ближайшему кабаку.

Когда вечером того же дня изрядно охмелелый Никита шел, с ярко-красным только что купленным платком в руке на свидание с Любой, в его кармане лежал всего один рубль, кое-как спасенный им для матери.

XIII. Горе кабального

Когда Никита не совсем твердыми ногами приближался к обычному месту свиданий с Любой – к берегу Москвы-реки, он издали заметил, что девушка уже его поджидает. Она стояла неподвижно и смотрела в его сторону. Никита вынул красный платок, помахал им и крикнул:

– Иду, иду! Подарочек тебе несу!

Люба встретила его словами:

– Что долго не шел? – Потом, взглянув на платок, спросила: – Это что?