Розы и тернии

Алексей поспешил исполнить желание Фомы Фомича.

– По всему видать, что ты глупенек еще, в разум настоящий еще не пришел, какой мужчине подобает. Ну, виданное ли дело, чтобы свершать то, чего еще и не ведаешь? Хе-хе-хе! «Сверши», говорит, «о чем попрошу»! Хе-хе! Эх ты, голова! Сказывай-ка лучше, что за просьба?

– Просьба большая… – сказал молодой человек, не решаясь приступить к делу.

– Да говори, что ль!..

– Я уже, батюшка, возрос… Приятели мои все, почитай, переженились… Пора бы и мне жениться…

– Вот оно что! Ха-ха-ха! – раскатисто рассмеялся старый князь. – Думал-думал да и надумал! Молодец! С чего же ты это жениться захотел? Али за спиной отцовской тебе жить надоело? Погулять на воле захотелось?

– Нет, батюшка… Я так… Пора, потому… Годы уходят… – бормотал Алексей, красный как рак.

– Гмм… Пожалуй, можно женить тебя… Вот, дай срок, сыщу невесту.

– У меня есть одна на примете…

– Уж и невесту подыскал! Кто такая?

– Шестунова боярина дочка.

– Шестунова? Ну, брат, боярин-то этот штука не велика!.. – поморщась, проговорил старик.

– Не больно родовит, правда; однако все же и не из худородных… – говорил молодой князь, тревожно думая: «Ой-ой! Пожалуй, из-за рода все дело расклеится!»

Старик задумался. Он соображал.

«Женить сына не трудно, а какая польза с того? Надо дом ему строить, тут, чай, немало рублев утечет… А женить надо… Вот намедни Степан Антонович тоже пристал, чего Алексея не женю. Без этого не обойтись. Женить-то на не больно родовитой, пожалуй, и лучше – меньше требовать станет, домок попроще устроим. Опять же и прикруту сорвать покрупней с тестя можно – породниться с князем Щербининым – честь не малая для него. Этак, пожалуй, можно так подвести, что я из своего кармана мало чем поступлюсь. Верно! Только все это надо с толком делать, как бы не обмахнуться…»

Придя к такому решению, старик довольно крякнул.

Недавно красный, теперь побледневший от волнения Алексей затаил дух, готовясь услышать ответ отца.

– Вот что, Алексей, – заговорил тот, – коли ты хочешь жениться – женись, я не прочь, хоть и на дочке шестуновской…

– Благодарствую, батюшка!

– Постой! Только с этим делом спешить нечего, надобно наперед разузнать хорошенько, много ль дадут они за дочкой…

– Дадут изрядно, я знаю.

– Насказать-то все можно! Нет, мы этак сторонкой все разведаем… Коли все ладно, ну, тогда и свах со сватами зашлем. Вот тебе мой сказ.

– Буду ждать… – вставая со скамьи, сказал Алексей, довольный и тем успехом, какого добился.

– До сватовства изрядно пождать придется… – промолвил старик. – Раньше как после Святок не начну и каши заваривать.

– Твоя воля, батюшка! – со вздохом проговорил Алексей, целуя на прощание отцовскую руку.

XXX. Кое о чем

Старый князь как сказал, так и сделал: не спешил со сватовством. Миновали Святки, а Фома Фомич все еще разузнавал да разнюхивал, и так ловко, что Шестуновы и не предполагали, с каким родовитым человеком предстоит им породниться. Никто не знал, кроме Аленушки. Та знала – ухитрился-таки шепнуть ей словечко доброе князь Алексей!

То-то была счастлива боярышня, когда услышала радостную весточку из уст милого! Много ночек с той поры пришлось ей не спать от наплыва думушек счастливых, и Аленушка не тяготилась бессонницей, напротив, рада была так хоть десяток ночек продумать. Потом, по мере того, как время проходило, а свахи да сваты не являлись, Аленушка стала тревожиться, уж не передумал ли батюшка Алексея.

Но напрасны были ее тревоги, старый князь не раздумал. Сведения о достатке Луки Максимовича и о приданом, которое он даст за Аленушкой, должно быть, получились такие, какие пришлись ему по вкусу, и на Масляной неделе он порешил заслать свах.

Шестунов был несказанно рад породниться с Щербининым, однако ничем не проявил этого, и с обеих сторон переговоры велись с достаточною важностью и степенностью.

Будущие родственники лично ни о чем не переговаривались, предоставив все дело: Шестунов – жене, а Щербинин – свахам и сватам. Только на Святой неделе, когда уже переговоры подвигались к концу, старый князь решился побывать у Луки Максимовича. Последнего свахи известили о предстоящем приезде Щербинина, и он успел заблаговременно приготовиться к принятию дорогого гостя.

XXXI. Едет

В день приезда желанного гостя раным-рано поднялся Лука Максимович. Только Богу успел отмолиться, как кликнул к себе своего ближнего холопа Егора.

– Ты, Егорка, того, снаряди холопей человек десяток. Вели им в платье почище одеться да на конях вдоль по дороге стать. Чуть завидят, что гость едет, сейчас чтобы друг дружку оповестили и который поближе к усадьбе будет, чтоб, коня не жалея, сюда скакал, а остаточным чтоб гостя ждать, подъедет он – шапки скинуть и опосля до ворот дворовых проводить его… Понял, старый? – говорил Шестунов.

Егор, седой старик, ровесник Панкратьевне, если еще не постарше ее, усиленно моргал глазами и шамкал:

– Справим, как сказываешь, боярин. Не впервой – бывало уж так при батюшке твоем. Как не понять, все понял! – заключил он свое бормотанье и поплелся из комнаты.

А на смену ему боярин кликнул жену свою: