Он попробовал подняться. Это было сложно, он устал, и, как всегда после таких вот ментальных и непонятных нагрузок, ему хотелось одного — выпить горячего морса из боярышника, лечь и вытянуть ноги. Но поступать так было нельзя, Бастен, скорее всего, был готов оказать лишь посильную помощь, а в остальном он сам обязан, если не ранен... И бесполезно было его убеждать, что после таких вот штук Роста смело можно было записывать в инвалиды.
Когда он все-таки поднялся, его шатало. Он был настолько не в себе, что даже не сразу понял, что с неба на них уже смотрит солнышко. Он спросил:
— Бастен, разве уже день?
— Ты просидел всю ночь, я думал, ты окаменел. — Он помолчал и вдруг доложил совсем уж неслыханное для аглора: — Ты сильный думатель, Рост-люд.
Они снова пошли, причем Ростик пытался лихорадочно, насколько это было доступно его измочаленным мозгам, сообразить, куда идти проще, к Храму, или теперь можно отправляться к Одессе? Получалось, что все-таки можно и к Одессе, только это было дальше километров на тридцать, и следовательно, без аглора такой поход выдержать было нелегко.
— Ты все еще собираешься в Храм? — спросил он невидимку на всякий случай.
— Будет лучше, если мы соберемся дома вместе, — отозвался Бастен. И добавил почему-то: — Компактно.
Рост тащился по песку, едва проросшему редкими по зиме стебельками травы, и прикидывал, что надолго его не хватит. Да, что ни говори, а эта вот нагрузка с думаньем, с его непонятными отключками сознания, здорово выматывала.
— Полагаешь, мне следует быть в Храме?
— Ты открыл для чужаков залив, они теперь пройдут, — отозвался Бастен.
— И что? Я не понимаю...
— Тебе следует самому увидеть, что ждет тебя впереди.
Ростик помолчал.
— Мне кажется, когда корабль прибудет в Одессу, меня все равно вызовут. — И вдруг он понял, что сказал ему аглор. — Ты хочешь собрать всех своих в Храме? Но у нас же мало времени, всего-то... дня два.
— Поэтому ты меня замедляешь, — сказал Бастен и вдруг резковато, так что Рост даже охнул, взвалил его себе на спину и побежал.
Странное, должно быть, зрелище, лениво размышлял Ростик, почти засыпая на спине невидимки, скрюченный человек летит в метре над землей, причем со скоростью, явно превышающей бег нормального стайера...
А потом он все-таки уснул. Или почти уснул. В себя он пришел уже в паре километров от Храма, когда тот виднелся между прибрежных дюн блеском своей крыши и дымом очагов. Ростик никогда так не наблюдал Храм, в котором провел долгие годы, который собственными руками восстановил, о котором всегда думал, как о доме. Он даже удивился этому... И лишь тогда понял, что проснулся от скрытого раздражения Бастена.
Он заставил невидимку отпустить себя, немного размял затекшие ноги, потом выпрямился и сказал:
— Спасибо, Бастен. А теперь иди, выполняй свой план, собирай своих... компактно.
Невидимка исчез, лишь пару раз на легких снежных лужицах проявились его следы. Кстати, в сторону Храма. И правильно, решил Ростик, он должен добежать до тех, кто охраняет аглорышей, предупредить, чтобы не высовывались, и лишь потом отправляться на поиски Ихи-вара и тех, кто бродит где-то еще.
Рост осмотрелся и, как уже с ним случилось вчера вечером, почувствовал, что тут ему очень хорошо. Он медленно, но неуклонно наливался тем особым, не выразимым словами равновесием, что так редко посещает людей, чрезмерно суетливых и многодумающих существ. И это совсем не шло им на пользу, особенно когда они забывали о том, что это состояние может возникать у них чаще.
Ростик даже одежду оправил теперь с удовольствием, даже пистолет на боку не казался тяжелым, даже недалекие стаи оголодавших хищников его не беспокоили. И вдруг он решил, что ради этого состояния гармонии с миром, кажется, он и совершает все свои поступки и прошел через все, что ему пришлось преодолеть...
В Храме его уже ждали, Ждо приготовила отменный обед, уже обед, отметил про себя Ростик, хотя полагал, что для этого еще рановато, ведь Бастен не шел с ним на плечах, а бежал, как скаковой конь, и поэтому все-таки было рано, до условного полудня должно было пройти еще часа два или три. Тем не менее есть хотелось, и он с удовольствием принялся уплетать супец из сушеных грибов на рыбном бульоне, какие-то пельмени со сметаной, в которую было добавлено местное хмели-сунели, и компот из разных ягод. Винрадка сидела, подперев щеку, смотрела на него умильно, словно к ней пришел не какой-никакой муж, а некий ангел во плоти.
— Вам Бастен сказал, что я буду? — спросил Ростик.
— Сказал и еще предупредил, — жена нахмурилась, — что скоро ты неизбежно удерешь опять.
— Может, завтра, когда придет корабль... — Ростик принялся рассказывать о том, что у них в Одессе произошло, и вдруг понял, что Винрадка еще ничего не знает о его походе на Гвинею.