Происшествие положило конец пикнику, потому что промокших насквозь детей нужно было немедленно доставить домой; компания погрузилась в экипажи и отправилась обратно в самом веселом расположении духа. Мак сказал, что чувствует себя, как будто пил шампанское, а не смородиновую настойку, которую тетушка Изобиллия положила в корзину с угощениями вместе с глазированным тортом, украшенным сахарными розами. Доктор Алек ответил, что горный воздух – «наисладчайшее из лекарств».
Роза принимала участие во всех забавах и ни словом, ни видом не выдавала приступов боли в лодыжке. Правда, вечером она не пошла играть, а осталась поболтать с доктором. Изумляя и радуя его живостью, она поведала, как вместо лошади запрягалась в повозку, проходила ученья в легкой пехоте, лазила по деревьям и делала другие вещи, от которых тетушки взвыли бы в голос – если б только узнали.
– Мне ничуточки не важно, что они скажут! Главное, что вы не против, дядя! – сказала девочка, когда доктор Алек обрисовал огорчение добропорядочных дам.
– Бунтарство – это, конечно, хорошо, но, если так дело пойдет, не перестанешь ли ты и меня слушаться? Что я тогда буду делать?
– Нет-нет, дядя! Я не посмею! Вы же мой законный опекун – чего доброго велите надеть мне смирительную рубашку! – рассмеялась Роза, смело глядя дяде в глаза, а сама доверчиво подсела поближе.
– Ей-богу, Розочка, я как тот бедняга, который купил слона и не знает, что с ним делать! Я-то думал, что ближайшие годы буду опекать малышку, а ты растешь не по дням, а по часам, я и оглянуться не успею, как моим заботам будет вверена девушка с решительным нравом. Тут любой дядя озадачится!
Пока доктор Алек шутливо предавался отчаянию, на лужайке перед домой заплясали огни – дети устроили прощальный сюрприз, нарядившись гномами и отплясывая с фонариками из тыкв.
Ложась в постель, Роза обнаружила, что дядя не забыл про нее – на столике стоял маленький изящный мольберт с двумя миниатюрными портретами в бархатной оправе. Розе оба были хорошо знакомы, она стояла и смотрела глазами, полными слез – ей было и грустно, и радостно видеть лица отца и матери, искусно срисованные с поблекшего семейного портрета.
Затем она опустилась на колени и, сжав в руках маленький памятник, одно за другим поцеловала изображения и серьезно сказала:
– Я буду стараться изо всех сил, чтобы вы мной гордились!
Такова была молитва перед отходом ко сну в день четырнадцатилетия Розы.
Два дня спустя Кэмпбеллы отбыли домой в слегка расширенном составе – к ним присоединился доктор Алек, а также кошка Комета, которая путешествовала в корзине со всеми удобствами – бутылочкой молока, несколькими маленькими бутербродами, кукольным блюдечком для воды и ковриком, устилающим пол ее комфортабельного купе, откуда она то и дело высовывала любопытную мордашку.
На прощанье все долго целовались, обнимались, говорили друг другу хорошие слова и махали платками, а когда экипаж уже тронулся, мамаша Аткинсон побежала следом с горячими пирожками с пылу с жару – «ведь малютки устанут от хлеба с маслом за целый день дороги».
Затем они снова пустились в путь и снова были остановлены – дети семейства Сноу потребовали вернуть котят, которых Носишка пыталась умыкнуть, засунув в дорожную сумку. Бедные, слегка помятые котята были извлечены и возвращены законным владельцам, невзирая на бурные протесты похитительницы, которая утверждала, что «они сами плосили поехать с сестлой Кометой».
Третий старт и третья остановка – Фрэнк обнаружил в доме забытую корзину с перекусом, хотя путешественники единодушно считали, что взяли ее с собой.
Больше задержек не было, путь был долог, однако Носишка и Джейми не давали скучать, развлекая остальных пассажиров играми и болтовней.
– Роза не хочет возвращаться! – заметил Мак, когда они подъезжали к старому дому. – Тетушки не позволят ей бесчинствовать, как в «Уютном уголке».
– Я при всем желании не смогу бесчинствовать, потому что подвернула лодыжку, когда свалилась с Баркиса. Болит все сильнее, хотя я, как могла, полечилась и скрывала, чтобы никого не беспокоить, – шепнула брату Роза, морщась от боли, когда они подъехали. Она искренне желала, чтобы дядя вынес из кареты ее, а не чемоданы.
Непонятно, каким образом Мак взял девочку на руки, отнес вверх по ступеням и опустил на диван в гостиной – ей даже не пришлось коснуться ногой земли.
– Пожалуйста! Хрупкий груз доставлен. Запомни – если не сможешь ходить из-за лодыжки, я твой верный слуга. Это будет справедливо – я уж не забуду, сколько ты мне добра сделала! – сказал Мак.
Его глаза сияли благодарностью – это было видно даже сквозь темные стекла очков.
Глава пятнадцатая
Сережки
Вывих, усугубленный неправильным обращением, оказался серьезным, и доктор Алек предписал Розе оставаться в постели по меньшей мере пару недель, отчего больная в отчаянии застонала, однако не посмела открыто жаловаться, опасаясь, что мальчишки вернут ей ее же проповеди о терпении.