Ровно в полночь

То, что он не зарекался навсегда, в известном смысле обнадеживало. Потому что такие, сломавшись, тут же снова хватаются за бутылку. А день — другой не так трудно, нет причины неожиданно сломаться.

Я еще раз посигналил фонарем. С тем же результатом.

Мы молчали. Под шум дождя волны с гулом разбивались о берег. Я спросил:

— Первая амнезия уже была?

Он хмыкнул.

— Первые провалы в памяти? Как же их запомнить?

Я кивнул. На ответ я не надеялся, но спросить стоило: первый раз, когда не вспомнить, что происходило прошлым вечером, — важный этап. После него вы уже катитесь по наклонной. Только вниз, и выхода нет — во всяком случае, так утверждают врачи.

— Просто интересуюсь.

— Если вы интересуетесь, то должны знать, что такое не обсуждают. — Он помолчал, потом буркнул: — Сигналят.

Я взмахнул фонарем. Слабый огонек мигнул в ответ. На часах — два ночи.

— Вряд ли они, — заметил я, — почти без опоздания.

— Не верите, что большой делец в состоянии нанять толковых людей, чтобы те вовремя доставили его, куда нужно?

— Нет, — ответил я. — Не буду утверждать, что такая мысль приходила мне в голову. Но раз уж нас наняли, придется постараться.

5

Шлюпка причалила к берегу, заскрежетав по гальке. Несколько матросов, выпрыгнув в прибой, ухватились за борта, чтобы удержать ее на месте. Волна накрыла их с головой.

За то им и платят, а я и так достаточно вымок, и потому остался на берегу. Вельбот с мотором футов двадцати пяти в длину явно облегчил высадку в таком прибое, и его величина говорила о немалых размерах яхты.

Матрос, подошел к нам, буркнул по-английски:

— Рыба клюет.

Я тщетно пытался вспомнить пароль. Они хороши в другом месте — например, на людной улице: случайная фраза, ничего не говорящая посторонним. Здесь это отдавало бессмыслицей, но Мерлен настоял на своем. Наконец я вспомнил:

— Птицы поют.

Матрос хмыкнул и вернулся к лодке. Я взглянул на Харви. Тот что-то заталкивал под дождевик.

С немалым трудом и помощью команды кто-то вылез из шлюпки и подошел к нам:

— Я — Мэгенхерд.

— Кейн.

— Лоуэлл.

Мэгенхерд сообщил:

— Нас двое, двадцать килограммов багажа. У вас, насколько я знаю, «ситроен».

Он не спросил, а просто поставил нас в известность. Если что-то не так, наше дело — сказать. Деловой тип — как и полагал Харви. Но кое-чего я не ожидал.

— Вас двое?

— Мой секретарь — мисс Элен Джермен. — Он замолчал, явно ожидая моей реакции. В темноте можно было различить только, что он — высокий, плотный, в темном плаще, без шляпы и в очках. Голос звучал странно безжизненно и сухо, как плохой диктофон.

Еще кто-то захрустел галькой и остановился рядом с ним.

— Все в порядке?

Голос явно принадлежал англичанке. Выговор привилегированных женских школ имитировать никто не сможет. А может быть, и не захочет.

Она казалась рослой, темноволосой, в темном пальто, уже намокшем под дождем. Мэгенхерд ответил:

— Думаю, да. Что с багажом?

Девушка обернулась, и тут же появился матрос с двумя большими сумками. Мэгенхерд зашагал вниз по склону. Харви поспешил за ним, пристроившись сзади к правому плечу Мэгенхерда, — как раз туда, где телохранителю и место. Я потащился следом — туда, где и место шоферу.

Матрос бросил сумки в багажник, дождался кивка Мэгенхерда, отвернулся и поспешил к лодке.

Харви стоял позади Мэгенхерда, глядя вперед и одновременно стараясь перекрыть наиболее вероятное направление выстрела. Застрелить нападающего — не главное в работе телохранителя, главное — стать на пути любой пули.

Я спросил:

— Где сядете, Харви?

— Впереди.

Девушка заявила:

— Мистер Мэгенхерд может захотеть занять переднее сиденье.

— Может, — согласился я, — но тогда он будет разочарован. Рассаживает Харви.

Мэгенхерд спросил:

— Мистер Лоуэлл, вы — мой телохранитель?

— Да.

— Я же сказал мсье Мерлену, что телохранитель мне не нужен. Хватило бы водителя. Я не люблю стрельбы.

— Я тоже, — согласился Харви, не поворачивая головы, — но ту мы с вами в меньшинстве.

— Никто на меня не покушается, — не унимался Мэгенхерд, мсье Мерлен ошибается. Нужно только не попасть в полицию.

Пришлось вмешаться.

— Я тоже так полагал. Но когда забирал в Кемпере машину, нашел в ней человека с тремя пулями в груди.

Мэгенхерд спросил:

— Вы хотите сказать, его убили?

— Вот именно. А ведь он только должен был перегнать машину.

Девушка ужаснулась:

— Убит? В этом автомобиле?

— Не волнуйтесь, на переднем сиденье. И его уже нет.

— Что вы с ним сделали?

Я не ответил. Мэгенхерд спросил:

— Вы в самом деле, дорогая, хотите знать, как эти люди поступают в таких случаях?

Но, судя по всему, ему тоже было не до шуток.

Харви устало бросил:

— Если мы когда-нибудь все же сядем в машину, я хочу, чтобы Мэгенхерд оказался позади меня, справа.

Расселись они уже не споря и как надо. Похоже, Мэгенхерд все-таки был потрясен.

Миновав Треженье, я включил дальний свет, но держался по-прежнему на второй скорости: не хотелось давать понять, что мы спешим. Езда у моря в такую ночь сама по себе выглядела достаточно подозрительной.

За Пленер-Ланверн я перешел на третью передачу.

Немного погодя Харви спросил:

— Думаете, засаду устроят в Кемпере?

— Не знаю. Может быть.

— Можно объехать?