Ровно в полночь

— Я буду «Перрье», — сказал я. — Поскольку за рулем.

— Я тоже, — присоединился Харви. — Я стреляю, и даже не пропустил рюмочку в кафе.

Пришлось изобразить удивление.

Он улыбнулся, немного кисло. Но, может быть, улыбка на его лице всегда казалась кислой.

— Я не возражаю. Но прекрасно понимаю, как тянет промочить глотку, когда душа горит.

9

Мы ели на ходу. Девушка делала бутерброды с паштетом и сыром. Попыталась открыть банку с сардинами, пролила масло на себя, чертыхнулась, выбросила банку в окно и сообщила:

— Похоже, мы остались без сардин.

Мэгенхерд хмыкнул.

После вишневого пирога я закурил и почувствовал себя гораздо лучше: если полиция попытается оцепить все кругом, еще не значит, что нас поймают. Мы почти добрались до Оверни, а там я знал когда-то каждую тропинку…Гестапо уже пыталось когда-то меня перехватить.

Прекрасно понимая, что оптимизм мой вызван скорее двойным «марчем», чем едой и знанием здешних мест, я знал, что его действия хватит часа на два, но за это время немало чего могло случиться.

Харви спросил:

— У кого заночуем?

— У друзей.

— По Сопротивлению?

Я кивнул.

— Уверены, что они все еще тут? И все еще друзья?

— Найдем кого-нибудь. Выбор есть. Когда-то один из наших маршрутов проходил через эти места, и нам помогали множество местных крестьян.

Мы миновали Ля Куртин — большой военный лагерь, пустой и тщательно ухоженный, с караульными на каждом углу. Затем спустились в долину Дордони.

Мэгенхерд спросил:

— Мистер Кейн, когда мы спорили об отношении к полиции, вы заявили, что о морали говорить не будете. Почему?

Мы с Харви переглянулись. Старый хрыч за несколько часов не произнес ни слова — и неужели разродился?

— Ну, я спокойно отношусь к людям, которые спешат в Лихтенштейн, чтобы избежать налогов.

— Вы могли сказать «уклониться», мистер Кейн.

— Нет, мистер Мэгенхерд. Разницу я знаю. Уклоняться незаконно, а вы, конечно, законов не нарушаете.

— Но поступаю аморально?

— Мораль — вещь сложная. Вы поддерживаете фирмы во Франции, Германии, Италии, но не власти этих стран. Только и всего.

— Любая власть может решить, что ей недостает моих денег, и вполне законно постановить, что я их должен ей отдать.

Голос его скрежетал, как стальные шестеренки.

— Так поступить никто им не мешает. И если я заплачу, то стану глубоко моральным человеком.

— Сомневаюсь, мистер Мэгенхерд. Я бы сказал: вы или согласны платить, или нет. А вот должны ли вы платить — уже другой вопрос. Не нужно смешивать закон с моралью.

— Вы можете объяснить разницу?

— Не думаю. Но мораль границы не меняют.

Харви хмыкнул. Мэгенхерд помолчал.

— Но тогда, помогая мне, вы попадаете в щекотливое положение, мистер Кейн… Мсье Мерлен сказал по телефону, что вы хотели гарантий моей невиновности по выдвинутому против меня обвинению, и того, что мне нужно спасти свое состояние, а не украсть чужое. Значит вы хотели убедиться, что с моралью у меня все в порядке. — В его голосе все так же звучал металл.

— Мораль — вещь относительная, мистер Мэгенхерд. Сейчас я бы сказал, что мораль на вашей стороне, а не бандитов из Тура. Вы никому не угрожаете, а вас пытаются убить. И мне легко себя уверить, что я — на правой стороне.

— Но вы поверили мсье Мерлену насчет того… другого обвинения?

— Мерлен подтвердил, что обвинение ложное, а он адвокат авторитетный. И я кое-что знаю про обвинения в насилии.

Харви оживился:

— Да? Расскажите поподробнее.

— Во-первых, в таком деле не нужны свидетели. Все, что нужно — знать место и время, когда там находился нужный человек, да еще уговорить кого-нибудь пожаловаться, что именно там и тогда ее изнасиловали. А если суметь уложить их в постель, то можно получить еще и медицинское заключение. В любом случае все будет принято на веру — ее слова против его. И даже если до суда дело не дойдет, репутация человека будет запятнана. И недостаток этих обвинений в том же, в чем и преимущество: все зависит только одной женщины. Если она лжет, значит продалась, а продавшись раз продаст и дважды. Достаточно ей заявить, что обозналась — и делу конец.

— Я не выбрасываю денег на ветер, — последовал стальной ответ.

Мы с Харви переглянулись. Он хмыкнул, но продолжал молчать. Я на миг задумался. Потом сказал:

— Но мистер Мэгенхерд, вы бы даже сэкономили. Положим, поручили бы мне встретиться с этой женщиной. Я бы договорился, заплатил на пару тысяч больше, и все равно все это обошлось бы вам в половину цены нашего путешествия. И никакого риска. Неужели как деловому человеку вам это не пришло в голову?

— Человек — не только бизнесмен. Мораль тут…

— Мораль? Кто вспомнил про мораль? — едва не заорал я и тут же сбавил тон. — Мы говорим о ложном обвинении. Причем тут мораль? И если уж говорить о морали, то почему не защитить себя в суде?

— Мистер Кейн, я размышлял об этом гораздо дольше вас. Говорил он спокойно и очень уверенно. — Я ничего не выиграю, обратившись в суд. Зато есть риск, что по ошибке суд может объявить меня виновным. Перекупать же показания я не хочу. Почему я должен платить, если я прав? Вот причем тут мораль.