Rossija (reload game)

И сейчас вот опять услыхал боярин тот же шепот свыше: «Не мешкай!» Предписание повелевало всем боярам и архиереям града Москвы сбираться в Кремль, пред светлы очи царя Владимира; кто реально разослал то предписание — на ночь-то глядя! — ясно было и так. Разносить же то «приглашение» велено именно благочинникам, дабы предметно продемонстрировать адресатам: Благочиние и Дозоры, забыв былые распри, будут сейчас совместно доедать по Москве сторонников «изменника и вора Бориски Годунова». А в Кремле сейчас будет — делёжка годуновского наследства.

И к дележке той — кто не успел, тот опоздал!

В зашторенных и непривычно освещенных факелами кремлевских палатах царила бесшумная деловитая суета, дирижируемая диковинного вида монахами в надвинутых на самые глаза клобуках. Ковшегубу, сданному с рук на руки двоим сопровождающим, доверительно сообщили: «С вами хотят побеседовать отдельно» и повлекли куда-то вглубь коридорного лабиринта. Боярин с замиранием сердца обнадежился: «Владимир Владимирович, лично?» — однако нарвался на сухой ответ: «Господарь сейчас занят — работает с документами».

Дверь, к какой они пришли, распахнулась на условный стук, и тут монахи, аккуратно взяв боярина за локти, буквально внесли его внутрь. Чей-то голос вкрадчиво скомандовал:

— Не дергайся, боярин: это совсем не больно!

И — разом погасивший сознание укус в шею.

Потом, в минутном просветлении, явилось ему обширное помещение, заполненное вяштими мужами и священноначалием — все в парадных облачениях; все вокруг спали непробудным сном — кто на широких лежанках, кто в фигурных креслах, а кто и — как он сам — вповалку на полу, застеленном сукном или чем-то вроде. Рядом с ним, похоже, только что уложили еще кого-то, но шевельнуться-оглядеться не было ни сил, ни желания. Рядом негромко переговаривались:

— Проверь, как там с епископом: весь наружу еще не вытек?

— Да уж, какой-то остолоп из новообращенных дорвался — будто обедать позвали, ну, артерию и задел, второпях.

— Вообще отход большой будет в этот раз, столько матерьяла перепортили…

— Ну да: быстро хорошо не бывает. А куда было деваться?

— А вот этот — глянь! — глазами лупает. Еще одну дозу ему вкатить?

Кто-то наклонился над ним, пощупав биение жилки на шее:

— Ладно, и так сойдет. Передоз — хуже.

Потом голоса отдалились, и всё опять провалилось во мрак.

* * *

— …Требует, стало быть, меня в Кремль, пред царские свои очи? Вот прям сейчас, на ночь глядя?

Старому вояке Ивану Дмитриевичу Бельскому, герою Смоленского сражения, Предписание дали разглядеть лишь из рук Посланца; словА «Это что еще за филькина грамота?» вслух произнесены воеводой не были, но за интонациями его читались вполне прозрачно.

— А кем выдано предписание?

— Будто сам не догадываешься, боярин! — усмехнулся Посланец, из старших благочинников.

— Никак нет, не догадываюсь. Военному человеку гадать вообще противопоказано. Итак?

— Последним и единственным на сейчас триумвиром — так понятнее?

— А почему тогда оно вообще без подписи?

— Да потому что предписаний таких нынче разослано под сотню — рука отсохнет подписывать! — скривился лицом благочинник, как-то причмокнув даже (а ведь у него зуб болит, ни с того, ни с сего с жалостью подумал Бельский). — Всем, почитай, вятшим мужам московским разослано — кроме годуновского охвостья, что окопалось на Знаменке. И ежели ты не к ним туда намыливаешься, боярин — попрошу следовать с нами. Будьте любезны!

Губы благочинника сжались в прямую линию, странно и жутковато задвигалась кожа на лбу; повинуясь его жесту, трое сопровождающих — диковинного вида монахов в надвинутых на самые глаза клобуках — взяли оружие наизготовку.

Арест, понял воевода — да и чего уж тут не понять. Никогда ведь не лез в политику, держась от всех этих кремлевских игр на пушечный выстрел — ан нет, всё равно не уберегся… Но как чувствовал ведь (перекрестился тут на лик Николы-чудотворца в красном углу), и успел вчера отправить всё семейство из Москвы в имение — ну а теперь-то чего уж: дедушка старый, ему всё равно!

— Евсеич, — полуобернулся он к стремянному — такому же старику, поседевшему в боях и походах, — шубу мою подай!

— Котору шубу? Хорьковую?

— Ее, знамо дело. Вишь как посвежело…

Минутою спустя он прошаркал, сломанно сгорбленный, навстречу Евсеичу, явившемуся из темных и безлюдных внутренних покоев с охапкой мягкой рухляди — а в следующий миг развернулся лицом к благочиннику, имея уже в руке извлеченный из рукава поданной ему шубы (хорьковой — по загодя уговоренному слову-сигналу) — аглицкий «Кузнец Вессон».

…Говорят, будто упыри умеют двигаться быстрее людей; но ведь не быстрее же пули!

Серебряной пули, самолично отлитой Бельским из фамильной гривны и освященной отцом Варламом, настоятелем храма Косьмы и Дамиана — как раз на такой вот крайний случай.