Rossija (reload game)

Над нейтралкой, истомной спросония,

разгораясь, алел восток.

Предстояла работа особая,

а какая — секрет лет сто.

Помню волчесть под тусклыми френчами…

Скорпионство спецжелезяк…

Мы, с убойным искусством повенчаны,

встлались в гон миражей, скользя

Константин Долматов, «Позывной „Безымянка“, (фронтовая быль)»

Главный элемент снаряжения диверсанта — обувь. После парашюта, конечно.

Виктор Суворов, «Аквариум»

По исчислению папы Франциска 16 октября 1563 года.

Кёнигсберг и его окрестности.

— А это — чьи цвета, дядюшка Вилли? — спросил юный портовый стражник начальника караула, хмурого и невыспатого ветерана Вильгельма Кирхгофа, кивая на бордово-белый флаг швартующегося пакетбота; в косом рассветном солнце сверкнули свежим золотом готические буквы названия — «LaufkДfer — Светлячок».

— Курляндия, — длинно сплюнул тот. — У них там, на Орденских землях по Двине, нынче тоже свое отдельное герцогство учинилось, на манер нашего. Вишь, и флагом уже обзавелись — «Мясо-с-салом», позор геральдики!

Тут брусчатка набережной отозвалась набегающей ксилофонной дробью, и к бойцам подрулил запряженный четверкой возок, на дверцах которого был намалеван, явно второпях, герб того же бордово-белого окраса, что и флаг пакетбота.

— Ну, и где все эти… как их… курволяди? Мясницкая лавка? — громогласно осведомился слезший с козел дядюшка Руди, после чего помянул, через запятую, непорочное лоно девы Марии, чресла отца нашего Авраама, царя Давида и всю кротость его, а также много еще чего разной степени сакральности. Стражи переглянулись и отвели глаза со вздохом: Рудольф Шпаннер, державший в своем мосластом кулаке весь извоз в этой половине города — Альтштадте, слыл среди кёнигсбергских извозчиков грубияном, и с этим ничего уже поделать было нельзя — разве что угостить его табачком. Как вот сейчас.

— Выезд четверкой им беспременно, со всеми понтами, понял? И возок чтоб был — с гербами! Посол, понял? — посол на хрен!!

— Так а тебе-то чем плох заказ, Руди, старый ты хрен? — добродушно осведомился Вилли, помогая тому прикурить на ветру.

Руди только засопел; заказ, похоже, был хорош настолько, что старый матерщинник просто не знал, к какому его пункту приложить свое прославленное мастерство — оттого и бесился.

— У них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает! — наконец сформулировал он. — Вот глянь: он сюда на неделю приехал — особые поручения свои справлять. Так они на неделю — имея свое подворье на Ломзе! — отдельный особняк в Альтштадте сняли, в двух шагах от Замка, понял? А за выезд этот четвериком, на одну неделю, знаешь, сколько отвалили, авансом?

— Ну, и сколько?

Руди сообщил.

Вилли присвистнул и оглядел пакетбот под бордово-белым флагом с резко возросшим уважением.

Тут как раз установили сходни, и по ним прошествовал на берег истинный тевтон, при виде коего дядюшке Вилли неодолимо захотелось принять стойку «смирно».

— Генерал фон Федермессер, посол по особым поручениям Его Высочества герцога Курляндского! С кем имею честь?

Благожелательно кивнув на встречное представление начальника караула, генерал окинул того проницательным отеческим взором:

— В каком полку служили?

— Второй Меммельский, Ваше превосходительство!

— Вольно, служивый, — величественно разрешил посол, вручая свои бумаги; которые тут же были ему и возвращены, с разрешительной пометкой («Глянь, печатей-то сколько!..»).

— Корабль будет ожидать вас тут, Ваше превосходительство?

— Нет, он сейчас же уйдет на Данциг. Вернется к концу нашей миссии, через неделю. Только отметят сейчас бумаги в портовой канцелярии.

— Осмелюсь доложить, Ваше превосходительство: портовая канцелярия еще закрыта — откроется через час.

— Ну подождут часок у причала. Если надо оплатить время стоянки — не вопрос.

— А велика ли ваша делегация, Ваше превосходительство?

— Нет, мы вдвоем с секретарем… Ах, да! — у нас еще имеется ценный груз, если так можно выразиться…

Тут по знаку посла на причал сошли двое, при виде которых все вокруг застыли в немом изумлении. Нет, один-то был просто угрюмый молодец в неброской темной одежде — надо полагать, тот самый секретарь (а судя по тесаку на перевязи — заодно, небось, и телохранитель). Но вот рядом с ним заторможено брела девушка в балахоне из мешковины, простоволосая и босая. Лицо ее было обезображено синяками и ссадинами, но всё равно было видно, что девушка красива, очень красива.

— Э-эээ… — только и сумел выдавить из себя начальник караула, вопросительно взирая на Его превосходительство: чо, мол, за ботва?